Лин Яровой - Зазеркалье

Запах воды становится сильнее, и я вдруг понимаю, что на самом деле пахнет вовсе никакой не рекой. Пахнет ливнем. Холодным ноябрьским ливнем, который заливает крохотный чёрный гробик, похожий на лакированную шкатулку.

Перед глазами мокрые спутанные волосы. Белые пальчики, сжимающие Зайца.

Поднимаю взгляд и вижу, как кролик, ожидающий на пороге, прыгает в сторону. Уступает дорогу хозяйке.

В гостиной играет шкатулка. Мелодия, которую я включал дочери на ночь. Нежная хрустальная пьеса, которую весь мир называет неправильно, и только мы втроём знаем её название.

В доме играет «For Alice».

Пьеса, которую так любит смерть.

— Она здесь, мой серебряный. Она пришла.

Лида обнимает меня из последних сил. Я вплетаю пальцы в её взмокшие волосы. Целую холодные, пересохшие губы. Целую в последний раз.

— Пожалуйста, дай мне её платье… — говорит Лида едва слышно.

Аккуратно опускаю жену, укладывая головой на подушку. Околдованный, словно в тумане, встаю с кровати. Подхожу к шкафу и вытаскиваю из чемодана чёрную ткань в желтый горошек. Отдаю Лиде. Она прижимает одежду дочери к груди, а затем указывает взглядом на чемодан. Улыбается.

Я оборачиваюсь.

На раскрытом чемодане сидит синица. Клюёт белое платье жены.

— Ты знаешь, что делать, мой серебряный.

— Лида…

— Ты обещал.

Отцовская булавка приколота к ремню.

«Ты должен её отпустить, Андрюша. Потому что так правильно. Так нужно, если любишь. Будь сильным, сын».

Лида поднимает трясущуюся руку. Отгибает безымянный палец, на котором блестит обручальное золото.

— Я люблю тебя, кот.

— Я люблю тебя. Люблю, родная.

Укол.

Выступившая капля крови.

Птица взлетает с чемодана и кружит под потолком спальни. Опускается рядом с Лидой — всего на миг — и тут же вылетает из комнаты.

В голове разносится одно слово:

«Прах…»

Мелодия в гостиной смолкает.

Ветер гудит сквозь разбитые окна.

— Лида…

Глаза жены закрыты. Провожу ладонью по холодной щеке. По мокрым чёрным прядям.

— Лида, ответь.

Опускаю взгляд на её живот. Она не дышит.

Маятник обрывается.

Всё, Андрей, всё.

Её нет.

Подскакиваю с постели и открываю окно, чтобы запустить холодный воздух вперемешку со снегом. Хожу по спальне кругами. Смотрю на жену. «Глупости… Что за глупости… Разве её может не быть? Вот же она лежит перед тобой. Просто уснула. Просто спит. Сейчас, подожди минуту. Она сейчас откроет глаза».

— Лида!

Мир расплывается… Что за чёрт?

Куда… куда всё исчезает?

«Просто слёзы, Андрюша… — шепчет за спиной отец. — Можешь не прятать их больше. Ты был сильным. Ты всё сделал правильно».

— Глупость-глупость… — повторяю я и прижимаю к себе Лиду. — Она просто спит. Просто спит.

В голове вспыхивает озарение.

— Господи, ну конечно! Это не она спит, а я!

Смеюсь. Нервно, тихо, сквозь слёзы.

— Это просто сон. Обыкновенный сон, который сейчас закончится. Надо только проснуться. Ой, дурак-дурак, Андрей. Сам рассказывал Юре про осознанные сновидения, а теперь забыл! Просто потерялся во сне, вот и всё…

Я жмурюсь, что есть сил. Жду примерно с минуту, когда сновидение сменится. Жду, когда закончится этот чёртов выход.

Но мир так и остаётся плотным и недвижимым.

Открываю глаза.

Лида спит на моих руках.

«Так не может быть. Не может…»

Дыхание перехватывает.

— Стой! Пожалуйста, стой.

Первая волна.

«Господи… хватит. Проснись, Андрей!»

Запахи. Чувствую запахи. Чувствую, как пахнут мокрые волосы жены. Как пахнет её крем для рук в раскрытой баночке на тумбе. Аромат хвои.

— Нет, пожалуйста… Проснись! Хватит!

Она спит.

Она похожа на восковую куклу.

— Нет! — пытаюсь закричать, но лишь раскрываю рот. — Нет… нет… Лида.

Вторая волна.

Темнота перед глазами.

За ней третья.

Звон в ушах.

И дальше слой за слоем. Будто засыпают землёй. Что-то давит в груди. Сжимает. Рвёт на части. Мне тесно. Господи, как же мне тесно.

— Лида, Лида, Лида… — зову её, но она не слышит. А я всё зову и глажу её по спине. Целую и что-то шепчу на ухо, рыдаю и снова шепчу.

И вдруг смолкаю. Опускаю жену обратно на кровать. Долго смотрю на её белую кожу и вдруг понимаю.

Это не Лида.

Незнакомая мёртвая ведьма лежит на кровати — бледная, худая, в измазанной грязью ночной сорочке. Похожая на мою жену, но это не Лида. Это вообще уже не человек. Покойница. Опустевшая оболочка.

Труп.

Медленно отхожу к окну и чувствую, как опускается последний слой осознания. Последняя мысль. Холодная, будто вылитая из серебра.