Лин Яровой - Зазеркалье

Память кружила голову и звенела острыми гранями. Мир, разбитый на осколки, летел и сыпался стеклянной пылью. Не было больше ничего, кроме любви, которая звучала на всех частотах одновременно — на всех уровнях Слова. Воспоминания сплетались в единый узор — все разом. И жаркий июльский день, когда я впервые увидел Лиду на площади. И пьяный вечер, который превратился в прогулку по уснувшей деревне — в ветви черемухи, бархатцы и поцелуй. И то, как я стоял перед домом и смотрел в зашторенные окна, и нервно курил, не понимая, что происходит с моей душой и почему тело вдруг стало таким лёгким. И тот день, когда я смотрел на больничные двери, выдыхая из себя дым, и с замиранием сердца ожидая её появления…

«Волшебник никогда не опаздывает, как и не приходит рано. Он приходит именно тогда, когда нужно».

«Только ты не волшебник».

«Это пока…»

Наша первая ночь и первые прикосновения. Первое наслаждение. То, как Лида медленно заходила в реку. И как ныряла под воду, а потом выходила из неё обратно, словно русалка.

Музыка. Торжественная музыка. Барельефные стены, и тонкая нитка, торчавшая из погона.

Пьяные крики «Горько».

Пыльный диван и гуляющий по квартире ветер. Залетевшая в дом синица…

«Я вижу смерть. Она похожа на моё отражение».

Новый дом. Старый трельяж с тремя зеркалами. Я смотрю в то, что посередине… Молодой, но уже уставший.

«Что случилось, кот?»

«Смерть… Снова смерть».

Надеваю полевой камуфляж. Убираю в карман фонарик. Прикалываю к карману булавку.

«Будь осторожен, мой серебряный. Береги себя».

«Конечно. Надеюсь, рассветлим до утра».

Она провожает меня в темноту. Снова и снова. Каждую ночь. А под утро, когда я возвращаюсь, мы срываем с себя одежду, усталость и дневные ссоры, и вселенная сжимается до размеров спальни, и звуки растворяются в дыхании — в сбивающемся теплом дыхании, которое вдруг становится осязаемым и плотным настолько, что можно дотронуться до него рукой. И в этой вселенной остаёмся только мы — мы и время, время, время, трижды проклятое время, которого вечно так мало и которое рассыпается в искры на кончиках пальцев. Время, что превращается в звенящий свет, который разливается по телу, и рвётся из груди, взрывая фонари за окном — в другой вселенной, где нас уже нет — в той вселенной, над которой мы поднимаемся, возвращаясь в сияние, из которого тысячи лет назад нас изгнал Господь.

И шёпот превращается в стон. А стон превращается в крик. И свет накрывает первой волной, за которой неизбежно катится вторая, за ней ещё одна, и ещё, и ещё, пока не остаётся уже ни комнаты, ни постели, ни мокрого белья, ни нас самих, а один только свет и нарастающий звон, закручивающийся по спирали всё быстрее, быстрее, быстрее, разрезающий пространство и предвещающий единственно возможный финал — взрыв и перерождение.

И финал наступает. Звуки, запахи, прикосновения, крики — все чувства сходятся в единую точку, в крохотную искру, где время останавливается и исчезает. Эта искра — наша любовь. Звенящая седьмая грань — сердце мира.

И мир взрывается. Вселенная разлетается в темноту рукавами галактик. Космос рождается в нашей спальне.

В ту ночь мы точно знаем, что магия существует.

В ту ночь мы побеждаем время.

«Я беременна, кот… — улыбается жена и, видя мой взгляд, бросается в объятия. — Это девочка. Я знаю, будет девочка».

Снег выпадает поздно — лишь в декабре.

Лида лежит на больничной кровати в окружении людей в белых халатах. Я держу её за руку, вижу вздувшиеся сосуды на шее и лицо сведенное судорогой, но даже на сотую долю не могу представить, насколько моей Лиде сейчас больно.

Детский крик.

Смех жены.

«Девочка. Это девочка. Ты стал отцом, Андрей».

…ветер в гостиной стих.

Я услышал, что там, внизу, на журнальном столике играет шкатулка.

— Она здесь, — улыбается Лида. — Она пришла.

Маятник под сердцем качается. Я наконец понимаю.

— Лида…

— Да, мой серебряный. Это она. Слышишь? Она поднимается… Посмотри на меня, кот, посмотри. Не закрывай глаз. Ты видишь… Ты всё видишь, мой серебряный. Мы отражения друг друга. И она всегда была с нами — в зеркалах, в каждом осколке. Та, которую ты всегда искал — во мне, в матери, в каждом отблеске. Ты всегда думал, почему я похожа на неё. На ту женщину в твоей голове. Ту, что шла рядом — за твоей спиной, многоликая и родная. Черноволосая девочка в зеркале. Та, которой покорятся все отражения. Та которая распутает всё. Она не враг нам, Кот. Она сделала нас живыми… Она — хозяйка Зазеркалья. Она — наша любовь. И она — наша дочь.