Лин Яровой - Зазеркалье

Пуговица выпала из пальцев. Звон в голове стал невыносимым, и сквозь него острыми осколками начали проступать образы. Я начал вспоминать.

Всё разом.

Как стоял перед покосившимся пятистенком и разговаривал с отражением. Как возвращался во двор и поднимался на веранду. Как, вглядываясь в темноту гостиной, переминался с ноги на ногу и стучал в окно. Как смотрел на Лиду, которая спускалась по лестнице, подсвечивая себе телефоном, а затем долго прислушивалась. Как она смотрела в сторону угла с зеркалами и что-то шептала.

Вспомнил, как подходил к двери и дёргал за ручку. Как стучал в дверь, поняв, что жена заперлась изнутри. Стучал громко. Нагло. Трижды.

Вспомнил, как Лида открыла дверь. Отшатнулась.

— Ты обещал…

— Я должен тебя спасти.

Испуганный крик.

— Не прикасайся ко мне!

Вспомнил, как нёс её по двору. Как спускался в погреб. Запах березовых веников, перемешанный с запахом сырой земли. Как ломал доски и как тащил жену на себе через пещеру, пачкая штаны и ботинки в грязи.

Вспомнил огоньки свечей — сотни огоньков, которые выстраивались в длинную дорожку из света, сквозь которую я нёс Лиду к престолу. Нёс в темноту, во мрак, в бездну — туда, куда не дотянется даже смерть. Вспомнил могильный запах, который становился вся тяжелее и давил со всех сторон одновременно.

— Здесь она тебя не найдёт, царевна. В белом камне она тебя не достанет. Помнишь, ты сама рассказывала, как бабушка пряталась от смерти в подполье? Здесь, под землёй, царь тебя сохранит. Царь помилует. Я вернусь, царевна… Скоро вернусь.

Вспомнил, как поднимался обратно и закрывал сарай. Как стоял на веранде и курил. Как держал в руках берёзовое полено.

— Лотов? Ты? Что у вас тут случилось?

Вспыхнувший огонёк — зажженная спичка. Перепуганное лицо Филата. Мой собственный голос:

— Невесту под землю увёл, осталось кота изловить… Царь помилует.

Вспомнил, как бил Витю по голове. Как он падал на крыльцо. Как я смотрел на его обездвиженное тело и ждал в темноте дальше, пока не явится кот.

Вспомнил, как на веранду запрыгивал Ирис.

— Иди сюда, котик… У меня для тебя угощение…

Вспомнил, как хватал его за шкирку и пихал в мешок из-под картошки, который нашёл там же — на веранде. Как хрипел кот и рвал когтями манжет моей куртки, но плотную мешковину разорвать уже не мог. Как я оставил мешок рядом с калиткой двора, а сам вернулся обратно к пятистенку, к замершему перед окном духу, вышедшему из тела, и как махал рукой отражению.

Вспомнил вопрос участкового:

«Ты чего грязный такой? Где извозился?»

Колокол ударил ещё раз, и расколотое сознание посыпалось стеклянной крошкой, рождая в голове звук змеиной трещотки. И сквозь этот стрёкот дьявол продолжил шептать:

— Поймал, котик. Всех поймал. Всех коготочком сцапал. Душу… и ту в темницу отвёл. Не переживай, всё правильно сделал, сиротка. Не побоялся ни тени, ни могилы, ни камня — пришёл к сердцу Рощи. Принёс душу царю, лишь бы смерть обмануть. Такова наша судьба, котик. Таково предназначение — жертвовать. Любим мы ведьму с беспамятства до беспамятства, одной лишь ей верим, а она нас по кругу водит, и только света боится. Огня боится. Ведь только огнём её прогнать мы и можем, и прогоняем, и зажигаем этот огонь раз от раза. Мы всегда воскресали, сиротка, всегда неслись прочь от проклятой старухи. Гнали её своим пламенем — небесным светом, который раз за разом несли, обливаясь кровью. Ведь мы и есть истинные цари, сиротка. Хозяева Рощи. Отцы, мужья и сыны общей матери, общей родины, общей души…

Змеиный шёпот звучал в голове и одновременно лился из мрака у противоположной стены. Там, в конце пещеры, темнота двигалась, извивалась и закручивалась кольцам. Живая темнота. Бессмертная.

— Знаю-знаю, увидеть меня хочешь, сиротка. Хочешь посмотреть на царя, который помогал тебе долгие годы. Помогал искать. Помогал охотиться. Помогал заходить в огонь… Так чего ждёшь? Ты знаешь, что делать. Знаешь, как говорить с царём.

Обессиленный, заколдованный — я с трудом поднялся с земли и подошёл к белому камню. Наступил на валявшиеся рядом булыжники, по которым, как по ступенькам, поднялся на престол. Обошёл трехногую подставку с факелом, повернулся спиной к противоположной стене.

— Огонёк разожги — царь и явится, — указала темнота.

Я достал из кармана спички. Поджег масляный факел. Чёрный дым повалил столбом, а спустя миг пламя вспыхнуло — ярко, ослепляюще, и вся пещера озарилась светом.