Лин Яровой - Зазеркалье

Выключил фонарик.

Прикоснулся к серебряному зеркальцу в кармане, и глядя в освещенный зал произнёс:

— Я принёс тебе отражение, царь.

Белые каменные своды тянулись вверх и исчезали во мраке. Снизу, слева от входа, они были выкрашены красным, будто пасхальные яйца луковой шелухой. Эта стена была сухой и сияла огнями свечей, которые дрожали в медных канделябрах.

На земле сидел безголовый скелет. Опирался спиной о крашеный камень. Из порванных рукавов рясы торчали кости. В ногах валялся череп, пробитый перевернутым крестом, торчавшим из темечка.

Мёртвый священник.

Правая стена была тёмной, сырой и поросла желто-фиолетовой плесенью. По мокрым камням бегали сороконожки и стекали грязные струйки воды.

Здесь тоже был скелет. Женский. Длинные белые волосы тянулись с черепа и падали на багровый ковёр — последний наряд покойницы. Ковёр, расшитый золотыми листиками, напоминал королевскую порфиру. Поверх него висели золотые украшения, цепи и подвески с переливающимися камнями. Между раздвинутых ног трупа стояла медная чаша. В ней кишмя кишели двухвостки и пауки.

Мёртвая Леночка.

Противоположную от входа стену не было видно. Её скрывала темнота. А посреди зала высился белый камень. Он был похож на секционный стол и на церковный престол одновременно, и на нём стояла высокая трехногая подставка, державшая незажжённый факел. Рядом с камнем висела верёвка, уходящая высоко в темноту. Свободный конец был завязан петлёй.

Я сделал шаг вперёд.

— Где ты, старик? — спросил громко, и эхо разнеслось по пещере. Мой голос отразился от каменных стен, расщепился на сотню одинаковых звенящих звуков, а затем погас.

В голове появился знакомый вибрирующий писк.

Темнота у противоположной стены застрекотала. Будто кто-то пересыпал из руки в руку мелкие камешки. Щёлкнув фонариком, я направил туда луч света, но тьма проглотила его, не подавившись. Свет провалился в чёрную завесу и не вернулся обратно.

— Чего ты хочешь?! — спросил я и сделал ещё шаг.

Хочешь… хочешь… хочешь…. — отразилось от стен.

Звон стал громче.

— Где моя жена, старый дьявол?!

Дьявол… дьявол… дьявол…

Где-то наверху, под сводами, ударил колокольный набат.

Звон.

Эхо…

Звон.

Эхо…

Звон.

Удары колокола напоминали биение сердца. Сердца Рощи.

«А мы ведь сейчас под горой, — вдруг понял я. — Под церковью. Только кто — мы?»

Темнота у противоположной стены снова застрекотала. Затем раздалось громкое шипение.

Я замер. По залу пронёсся знакомый шёпот:

— Пришёл, сироточка… Пришёл, котик… Нашёл моё царство, ещё раз нашёл… Глазками светишь-светишь, да только не видишь главного… Опусти глазки, котик… Посмотри под ноженьки.

Шёпот пролетел по залу ветром, заплёлся кольцом, а затем растворился во мраке.

Я опустил фонарь вниз. Пригляделся к розовато-белому кругляшу на земле. Что это? Жемчуг?

«Нет, Андрюша… Это не жемчуг. Всё гораздо проще».

Опустившись на корточки, я поднял перламутровый кругляш размером с копейку и понял. Это пуговица от моей рубашки. Та самая. Оторвавшаяся.

— Какого чёрта… — прошептал я.

Темнота захрипела в ответ — резко, прерывисто. Дьявол смеялся во мраке.

— Не помнишь, сироточка? Совсем не помнишь? А говорил, что память хорошая, что ремесло не пропадает даром, да только ошибся, котик. Ничего не помнишь, всё позабыл, как сон поутру. Позабыл, сироточка, как душу в темноту принёс, как отражение престолу отдал. Забыл, котик, забыл… А хочешь, напомню?

Вновь ударил колокол. Громко. Нагло. Трижды. В памяти шевельнулось воспоминание. Чёрный силуэт в окне избы. Ветер, несущий могильный запах. Хороводы березовых листьев и змеиные глаза.

«Сделай всё, как я укажу, когда будешь смотреть в отражение. Посмотри на меня. Посмотри…»

Шёпот, звучавший в мыслях, отразился эхом и разложился на сотни голосов. В черных узорах на стенах начали мерещиться образы — знакомые лики, которые смотрели на меня и говорили все одновременно:

— …на веранде стоит, сигарету тянет, в темноте и не признал сперва — решил, что ты куришь…… он живёт в каждом, особенно в тебе… это всё ты, старик… посмел притронуться к моей женщине… мы думали, ты его положил… сидишь теперь один в темноте, сиротка, спрашиваешь, дьявол ли я, да только не помнишь, что нет дьявола здесь, кроме тебя самого… говорим лишь с отражениями… сжечь ведьму, сжечь ведьму, сжечь… я видел пожар, змею… видел себя.

Себя… себя… себя… — зашептало эхо.