Клайв Баркер - Книги крови. Запретное [сборник litres]

Баттерфилд оглянулся и обвел взглядом наступающих, поощряя их атаку, и Гарри, ловя момент, махнул топором второй раз. Лезвие врезалось Баттерфилду в плечо, мгновенно отхватив руку. Адвокат завизжал, на стену брызнула кровь. На третий удар времени, увы, не оставалось. Демоны уже тянулись к нему, оскалами улыбок предвещая смерть.

Резко повернувшись, Гарри бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через две, три, четыре ступени. Внизу продолжал вопить Баттерфилд. С верхней площадки звал Д’Амура Валентин – ни секунды, ни вздоха не нашлось у Гарри для ответа.

Они уже наступали ему на пятки, неся с собой топот, бормотание, крики и хлопанье крыльев. Но шум их восхождения не заглушил потрясшие лестницу шаги «парового молота», подступавшего к нижней ступени марша, и отдаленный грохот шагов наводил куда как больше ужаса, чем гвалт берсеркеров прямо за спиной. Он заползал в душу, этот отдаленный грохот, в самый сокровенный ее уголок – и бился там ровно и сильно, словно пульс смерти, если у смерти есть сердце.

На площадке второго этажа Гарри услышал за спиной жужжание и, полуобернувшись, увидел летящую к нему снизу бабочку с человеческой головой и размером с грифа. Ударом топора он сбил ее на ступени. Внизу кто-то удивленно вскрикнул, когда тушка покатилась по ступеням, загребая крыльями, точно веслами. Гарри рванулся наверх – туда, где стоял, прислушиваясь, Валентин. Не к бормотанию, и не к хлопанью крыльев, и не к воплям адвоката прислушивался он – к шагам «парового молота».

– Они привели Рапари, – сказал он.

– Я ранил Баттерфилда…

– Слышал. Но это их не остановит.

– Мы еще можем попробовать открыть дверь.

– Боюсь, слишком поздно, мой друг.

– Нет! – Гарри кинулся мимо Валентина к двери. Отчаявшись дотащить Сванна к пожарному выходу, демон уложил тело посреди коридора, скрестив руки иллюзиониста на груди. В каком-то таинственном прощальном акте глубокого почтения он положил свернутые из бумаги подобия чаш у головы и ног Сванна, а губы прикрыл крошечным цветком-оригами. Гарри задержался лишь на мгновение – чтобы еще раз поразиться свежестью и безмятежностью лица Сванна, и затем, подбежав к двери, рубанул по цепи. От удара пострадал топор, но не стальные звенья. Однако Гарри сдаваться не собирался: ведь это был их единственный путь к спасению, не считая возможности выброситься из окна и разбиться насмерть, и он решил, что именно так и поступит, если выбора не останется. Прыгнуть и умереть, но не стать их игрушкой.

Он бил по цепи, пока не заныли руки. Бесполезно: ничего звеньям не делалось. Его отчаяние подхлестнул крик Валентина – высокий и жалобный, на который он не мог не откликнуться. Оставив дверь, Гарри вернулся к лестнице.

Демоны облепили Валентина, как осиный рой сахарный столб, и рвали на части. В первые мгновения, когда Валентину удавалось отбиваться, Гарри видел под обрывками одежды оболочку человеческую, а затем – его истинную, кроваво заблестевшую под маскировкой. Наружность Валентина оказалась такой же мерзкой, как и у осаждавших его, но Гарри шел к нему на выручку затем, чтобы ранить демонов, и затем, чтобы спасти их жертву.

В умелых руках топор на своем пути нанес множество ран, и это отбросило нападавших вниз по ступеням: кого – с отрубленными конечностями, кого – с расквашенными мордами. Но крови не было. Из разрубленного брюха одного посыпались тысячами яйца, из пробитой головы другого клубком вывалились угри и, взлетев к потолку, прилепились к нему белыми губами. В схватке Гарри потерял из виду того, к кому бросился на помощь. И, конечно, забыл про него, пока вновь не услышал шаги «парового молота» и не припомнил вдруг, с каким лицом проговорил Валентин имя этого существа. Кажется, он тогда сказал «Рапари»?

И в ту секунду, когда в памяти слово обрело форму, показался сам Рапари. Ничем он не напоминал своих приятелей: не было у него ни крыльев, ни гривы, ни суетливости. И едва ли он обладал плотью – словно вышедшей из-под молота умелого кузнеца, этой кованой машине требовалась лишь неимоверная злоба для того, чтобы работал ее механизм.

При его появлении «оркестранты» отступили, оставив Гарри у верхних ступеней посреди яичной россыпи. Восхождение Рапари было неспешным, полудюжина его промасленных искусно изготовленных конечностей была способна пробуравить стены лестничной клетки, чтобы проложить себе путь. Он двигался, как инвалид на костылях, выбрасывая перед собой лапы и затем перенося на них вес туловища, но не было ни ущербности в грохотанье его тела, ни признака боли в белом глазу на серпообразной голове.