Клайв Баркер - Книги крови. Запретное [сборник litres]

Гарри поднял пистолет. Даже глядя в глаза смерти, Валентин не отступал.

– Ты проиграл, Иуда, – сказала Доротея Валентину. – Фокусник мой.

– Какой фокусник? – не понял Гарри.

– Мой Сванн, кто же еще! – небрежно ответила она. – Фокусник, по-моему, здесь только один.

Гарри отвел прицел от Валентина и возразил:

– Он иллюзионист. Вы уверяли меня в этом с самого начала. «Никогда не называйте его фокусником», – попросили вы меня тогда.

– Не будьте столь педантичны, – ответила она, пытаясь легким смехом прикрыть ошибку.

Он направил пистолет на женщину. Лицо Доротеи сморщилось, она резко откинула назад голову и издала звук, который, подумалось Гарри, человек издать не мог – воспроизвести такое человеческая гортань просто не в состоянии. Крик ее эхом отозвался в коридоре и на лестнице – словно искал поджидавшее его ухо.

– Баттерфилд здесь, – отчеканил Валентин.

Гарри кивнул, и тут же Доротея пошла к нему с причудливо искаженным лицом. Она была сильна и проворна; сбросившая маскировку злоба застала Д’Амура врасплох. До него донесся призыв Валентина убить ее прежде, чем она трансформируется. Мгновение ушло на то, чтобы ухватить суть команды, а в следующее мгновение ее зубы уже коснулись горла Д’Амура. Одна из ее рук ледяными тисками сжала его запястье. Гарри чувствовал, что ей ничего не стоит раздробить ему кости: от такой хватки пальцы начали неметь, и времени оставалось лишь на нажатие спускового крючка. Грохнул выстрел. Дыхание Доротеи будто горячим потоком хлынуло на его шею. Затем она ослабила хватку и отшатнулась назад. Пуля разворотила ей живот.

Гарри с содроганием смотрел на то, что натворил. Пронзительно визжащее создание все еще напоминало женщину, которую он мог полюбить.

– Вот так… – подал голос Валентин, когда на пол офиса брызнула кровь. – А сейчас она должна показаться нам во всей красе.

Услышав его, Доротея покачала головой:

– Это все – больше мне вам нечего показать… Гарри уронил руку с пистолетом.

– Боже правый, – тихо проговорил он. – Это же она…

Доротея скривилась. Кровь не унималась.

– Ее частичка … – едва слышно обронила вдова.

– И вы всегда были заодно с ними ? – спросил Валентин.

– Конечно, нет.

– Зачем же вы это сделали?

– От безысходности… – Голос ее увядал с каждым слогом. – От безверия… Кругом одна ложь.

– И вы пошли за Баттерфилдом?

– Лучше ад, – пролепетала она, – чем фальшивый рай.

– Кто вам это внушил? – прошептал Гарри.

– А как вы думаете? – перевела на него взгляд Доротея. Силы покидали ее вместе с кровью, но глаза по-прежнему сверкали. – Вы погибли, Д’Амур. И вы, и демон, и Сванн. Теперь никто вам не поможет.

Вопреки презрению и горечи в ее словах, Д’Амур не мог вот так стоять и смотреть, пока она истечет кровью. Проигнорировав приказ Валентина держаться от Доротеи подальше, Гарри шагнул ней, но стоило ему приблизиться, как женщина с потрясающей яростью рванулась к нему. Удар на мгновение ослепил его – он отлетел к высокому шкафу с картотекой, тот зашатался. На пол грохнулись оба – и Гарри, и шкаф, причем шкаф выплюнул бумаги, а Гарри – проклятия. Оглушенный, он смутно сознавал, что Доротея пытается улизнуть и двигается мимо него к двери, но настолько увлекся тем, чтобы остановить головокружение, что не смог ей помешать. К тому времени, когда он вновь обрел равновесие, Доротея ушла, оставив кровавые отпечатки ладоней на стене и двери.

Привратник Чаплин ревностно следил за вверенным ему объектом. Подвал здания был его частной вотчиной, где он сортировал и хранил офисный хлам, и досыта кормил топливом обожаемую топку бойлера, и громко читал вслух отрывки из любимой Библии – и все это без страха быть прерванным. Нездоровый кишечник позволял ему спать совсем немного. Пару часов ночью, не больше, плюс еще чуток днем. Этого хватало. В подвале он находил уединение в те периоды, когда жизнь там, наверху, становилась слишком требовательной: тепло гудящей топки дарило удивительные грезы.

А этот пресный тип в шикарном костюме ему тоже грезится? Если нет – то каким образом тому удалось попасть в подвал, когда железная дверь заперта на ключ и засов задвинут? Однако незваному гостю задавать вопросы он не стал: что-то в устремленном на него пристальном взгляде заставило привратника прикусить язык.

– Чаплин, – процедил незнакомец, едва шевеля губами, – открой-ка топку.

При других обстоятельствах Чаплин взял бы в руки лопату да и хватил бы наглеца по башке. Топку он лелеял по-отечески. Как никто на свете, он знал ее причуды и порой сварливый нрав; как никому на свете, ему был знаком ее ровный гул, когда она накормлена досыта; и оттого не по душе Чаплину был собственнический тон незнакомца. Но отчего-то воля к сопротивлению у него пропала. Привратник поднял тряпку и открыл дверцу топки, предложив ее обжигающее тепло незнакомцу – как предложил чужакам своих дочерей Лот в Содоме.