Дмитрий Ахметшин - Комплот детей

Ведь пацан действительно не виноват, что отец так к нему относится. Может, он не слишком нормальный в представлении любого нормального мужика, который любит иногда за бутылкой пива засесть в гараже, полном запчастей, втулок, педалей-топталок, колёсных спиц, развешенных по стенам вроде ёлочных игрушек, рулевых выносов и склянок с машинным маслом. Но кто-то в незапамятные времена постановил, что все люди будут различаться между собой.

Впрочем, в том, что они не могут найти общий язык, есть и его, Игоря, вина.

Когда Ленка заставляла мужа брать ребёнка на работу, он редко делал это с неохотой. А там — оставлял на попечение толстой Юльки-приёмщицы или кого-нибудь из подмастерьев, которые, обыкновенно, избегали роли няньки на свой лад, выдавая ребёнку какой-нибудь из налаженных велосипедов и отправляя его на улицу. Ведь пацан уже взрослый — говорил себе Игорь — и сам сообразит что делать, если ему вдруг приспичит перенять у отца какие-нибудь навыки.

Лена с детства читала Кириллу книги, подолгу рассматривала с ним картинки на страницах. С детства Кирилл мало разговаривал, его клапан работал в обратную сторону — внутрь его извергались целые тома слов, предложений, абзацев. Читать он научился очень рано — когда стукнуло пять, Кирилл уже вовсю постигал науку стыковки букв, а «Хоббита» прочёл — Ленка говорила об этом не без гордости — в семь. Игорь был совсем не против книжной науки. Попросту говоря, он не придавал этому значения.

— Что поделать, если в книгах приключения поинтереснее, чем у папы на работе, — разводил он руками в ответ на претензии жены.

Глаза у сына всегда были на мокром месте, однако плакал он редко. Ни разу Лена или тем более Игорь не слышали от него жалоб на плохое обращение в школе. Лена знала, чем он там занимается — тем же, что и дома, и в детском саду — сидит себе тихо в уголочке (в случае со школой — за предпоследней партой у окна) и играет, стукая кубики-мысли и тихо корча самому себе рожи. Когда кто-то бесцеремонно влезал к нему в голову своими мысленными щупальцами, учитель ли, или кто из беспокойных соседей, Кирилл удостаивал его долгим задумчивым взглядом, будто раздумывая — получится ли отделаться одним-двумя словами? — и если полагал, что это так, с рассеянной улыбкой выкладывал эти слова перед собой. Пришельцу, не важно, с войной ли, с миром, оставалось только убраться восвояси.

Кирилл всегда был лучшей компанией самому себе. И этот факт в свою очередь был лучшим оправданием перед самим собой для Игоря.

Игорь буквально затылком почувствовал, как щёлкнул в комнате сына выключатель. Какое-то время спустя он услышал, как скрипнула дверная ручка, и заставил свой затылок отлипнуть от двери. Не оборачиваясь, прошёл на кухню, уже остывшую от криков. Казалось, в открытой солонке и перечнице вместо приправ горками лежит пепел. Следом вошла жена.

— Ты уйдёшь от меня теперь?

Лена налила себе апельсинового соку. Выпила, озабоченно посмотрела на часы. Пять утра. Скоро начнёт светать.

— Кириллу плохо, а тебя волнует только, приготовлю ли я тебе завтрак или прямо сейчас брошусь собирать вещи, чтобы свалить, назвав тебя скотиной?

— Не сказал бы, что ему плохо, — Игорь поморщился, провёл пальцами по лбу. — Просто немного перенервничал. С детьми такое бывает. Может, обижается на нас… на меня… не знаю.

— Откуда бы тебе знать, что бывает с детьми, — сказала Ленка, но как-то устало. Она выдохлась. Игорь почувствовал по этому поводу трусливую радость.

Обивка кресла заскрипела под его весом. Теперь он смотрел на жену снизу вверх, неловко поглаживая лысину.

— Слушай, я тебя ударил…

— Как будто это первый раз, — фыркнула Ленка.

«В твоём положении — первый раз», — подумал Игорь, но вслух не сказал ничего. Внезапно в голове завелась вертлявая мыслишка; на неё нельзя было не обращать внимания: эта женщина ведь намного сильнее его. В одном из любимых Кирюхиных миров она бы, наверное, смогла стать бравым капитаном и в одиночку вести дирижабль на северный полюс. А здесь… здесь её героизм заключается в сущей малости — в том, что она живёт со своим мужем, который далёк от идеала. Игорь изучил свои подмышки — похож я на дирижабль с каким-нибудь гордым названием, вроде «Адмирал ван дер Штольц»? По всему выходит, что нет. У него нет ни великой идеи, для которой он был построен, ни великой цели, к которой можно было бы лететь на полном ходу.

Опережая первый трамвай на какой-то десяток секунд, хрустящую предутреннюю тишину ели сирены скорой помощи под самым окном.