Вик Джеймс - Санктуарий [litres]

– Чем могу помочь, Сара?

Я собираюсь с духом.

– Я хотела сказать вам, что мы с Эбигейл вчера поговорили – и она уже не считает, что Харпер имела какое-то отношение к смерти Дэна.

Тэд хмыкает, как будто я заговорила о какой-то мелочи.

– Я этим делом не занимаюсь, Сара. Оно ко мне не имеет отношения. Я сейчас оказываю поддержку моему мальчику, и я знаю, что думает он. В конце концов, он единственный, кто при этом присутствовал.

– В доме, где было абсолютно темно и шумно, а он, скорее всего, был пьян.

– Джейк знает, что он видел.

– Ну, если уж мы заговорили о том, что люди знают, то я и сама знаю очень много. Так ведь?

Шеф щурит глаза, соображая, действительно ли я говорю именно то, что ему кажется.

Действительно.

Это больно, почти физически. Высказывать даже завуалированные угрозы идет вразрез с теми принципами, которые прививала мне бабушка и те женщины, которые меня обучали. Мы, ведьмы, используем наше искусство, чтобы поддерживать людей и возвышать их над собой.

И я поддерживала шефа Тэда Болта с его нездоровым пристрастием. Оно из тех, которые с «почти незаконно» легко сползают до «преступно».

Я помогаю ему уже много лет. Тщательно подобранный ритуал подавляет его тягу – и он работает. Проблема в том, что всякий раз, когда он несколько месяцев проводит без срыва, то приписывает это силе воли или силе молитвы – и успокаивается. К тому же, ритуал сглаживает и то, что он называет своими «природными позывами», что вызывает трения с Мэри-Энн. Поэтому он частенько пропускает свои визиты, которые должны происходить раз в четыре месяца… с предсказуемым результатом.

Если об этом станет известно, он лишится работы и уважения окружающих – и, вероятно, жены и почтения своих богобоязненных сыновей. Я вижу, как он все это продумывает. Его взгляд возвращается ко мне, полный страха и ярости. Пора разрядить обстановку.

– Никому не пойдет на пользу, если все перерастет в шумное разбирательство, – говорю я ему. – В том числе и Джейку. Этим утром у меня под дверью дежурили телевизионщики. Если Джейк заявит о себе в качестве главного свидетеля, то завтра они будут уже у вашей двери. Так что я прошу вас, ради всех наших детей, добейтесь, чтобы он понял свою ошибку. Я могу сделать кое-что…

Тэд вскидывает руку. Я отшатываюсь, но он успевает остановиться, так что удара не следует. Однако он был настолько близок, что сам воздух меня бьет.

– Убирайся, – рычит он. – Не приближайся к моему сыну и моей семье. Я сказал правду в своем заявлении, Сара: я верю в закон судебной системы и закон Библии. Мой сын поклялся на Священном Писании, что говорит правду, так что я должен проследить, чтобы закону не ставили препон. Если Харпер невиновна, пусть будет так. Но Джейки считает иначе – а я верю ему.

Достаточно ли сильно я его напугала, чтобы он послушался? Или разозлила настолько сильно, что он попрет вперед, лишь бы меня задеть? Тэд может ерепениться, но он не дурак.

Но если принять во внимание угрозу насчет того, что мои знания о нем выплывут наружу, я испытываю спокойную уверенность в том, что еще несколько часов работы в огороде и размышлений приведут его к нужным выводам. А когда Эбигейл откажется от своих обвинений, ему с Джейком легко будет сделать то же.

И весь этот кошмар, окруживший мою дочку, закончится.

Вернувшись в машину, я отъезжаю на тихую улочку и снова пытаюсь позвонить Эбигейл. Ответа нет. Тут я вспоминаю, что вчера Бриджит взяла ее к себе. Возможно, она знает, где Эби.

Я набираю номер – и мне отвечают.

Пятна солнечного света, пробивающегося сквозь листву, усеивают дом Гарсия, но не могут замаскировать его сущность: стеклянный сэндвич между двух ломтей бетона. Он больше похож на автосалон, чем на жилой дом.

Стеклянный дом… Будет ли Беатриз Гарсия, вопреки поговорке, бросать камни? Мой первый разговор с нею прервали. Теперь у меня появились новые вопросы: в частности, что происходило между Харпер и Дэниелом и кто об этом знал.

Беатриз открывает дверь и хмурится, глядя на меня с вежливой враждебностью. Она оборачивается и зовет мать. Из дома вырывается запах – почти невыносимо сладкий. Сначала я решаю, что это – тошнотворные духи от какой-нибудь знаменитости, которые так обожают подростки, но потом за спиной Беатриз замечаю охапку роз – чуть ли не полный запас какого-то магазина – засунутую в вазу. Их так много, что тут даже нет претензий на осмысленность при составлении букета: количество должно говорить само за себя.