Вик Джеймс - Санктуарий [litres]

У Харпер дрожит голос. Ярость помогала ей говорить – но она наконец перегорела, и осталась только боль.

– И об этой… херне насчет «доказательств»? – она подтаскивает к себе экстренный выпуск «Сентинел» и яростно комкает. – Это Джейк Болт наводит свой телефон на меня в тот момент, когда я вполне объяснимо вышла из себя из-за того, что мой парень меня изнасиловал, а кто-то это заснял, а потом показал на вечеринке!

И впервые самообладание покидает ее. Голова опускается. Она смотрит на свои руки, которые двигаются механически, разрывая и сминая газетный лист. Сможет ли она когда-нибудь простить меня за то, что я позволила этому случиться? Что я даже не догадывалась об этом?

Что я сотворила чудо для мальчишки, который потом такое сделал?

Для парня, в убийстве которого ее теперь обвиняют…

И пока я думаю о последствиях, я ее утешаю. Обнимаю, притягиваю к себе, прячу ее лицо у себя на груди, чтобы успокоить – но еще затем, чтобы заставить ее замолчать. Я поспешно осматриваю кухню, проверяю открытые окна. Смотрю, не услышал ли слова Харпер кто-то, кто мог бы броситься в газету ради еще одного экстренного выпуска.

Потому что я очень ясно вижу заголовок: «ОБВИНЯЕМАЯ В УБИЙСТВЕ ВЕДЬМА ИМЕЕТ МОТИВ – «ИЗНАСИЛОВАНИЕ»».

Я позвонила Реми. Обязана была.

Зачитывая по телефону статью, я ждала, что он начнет орать на меня, но все оказалось еще хуже. Он молчал. А потом сел в машину и поехал в Санктуарий, чтобы орать лично. Сейчас вечер, и мы у меня на съемной квартире, а не в отделении полиции – по вполне понятным причинам.

– Мы договаривались, что ты. Это. Прикроешь, – орет Реми. – Знаешь, где я был, когда ты позвонила? Мы с Адамом были на балетном спектакле нашей дочери. Обычно я готов на все, лишь бы не смотреть на труппу шестилеток в костюмах диснеевских принцесс, упавших в бочку с сахарной ватой. На все. Разбить свою машину. Попасть под нож мстительного бандита. Но сегодня я узнал нечто новое. Потому что предпочел бы сейчас быть там и смотреть на идиотскую Фею Сладких Орешков, а не здесь, вот в этом дерьме.

– Следователь по магическим вопросам уже в самолете, – говорю я тем спокойным голосом, который выработала специально для истерик Реми. – И мы собираем все остальное – экспертизы и все такое, чтобы, как только эксперт подтвердит, что магии не было, сосредоточиться на определении реальной причины. Просто все должно быть неопровержимо, сэр. Уитмены имеют право на честный ответ – и он к тому же должен быть убедительным. Эбигейл Уитмен зациклилась на колдовстве. Она не успокоится, пока все не будет изложено так ясно, что спорить не получится.

– Мэгги, ты ехала сюда с условием, что это будет элементарное дело. Теоретически тут могло быть убийство и поджог, и потому полиция штата обязана показать, что работает, но, конечно же, это было просто дело о парне, с которым на вечеринке произошел несчастный случай. Галочка поставлена. Назад в штаб. Вместо этого ты тут уже вторую неделю, а рутинное расследование разрослось до долбаной первой полосы! Не хватает только телевизионщиков.

Реми театрально стонет и плюхается в кресло, ероша приглаженные волосы. Я его в таком состоянии вижу впервые – и мне не по себе.

Но – эй, это же мое расследование! И я не нарушу слово, которое дала, стоя у могилы Дженни Даунс тем холодным солнечным днем прошлой весной: я не допущу, чтобы еще одна девушка пострадала из-за моей халатности.

– Я этим занимаюсь, сэр, – говорю я ему, – как положено: веду расследование до тех пор, пока мы не выясним правды. Так мы и договаривались.

– Губернатор на нас насядет, Мэгз. Ты рискуешь своим местом. И знаешь что? Моим тоже. Назови мне хотя бы одну убедительную причину, по которой я не стану предотвращать катастрофу, перебросив дело федералам прямо сейчас. Да та жопа, которая сейчас возглавляет отделение Нью-Хейвен от радости кипятком будет писать. Спать не сможет от предвкушения казни ведьмы.

– Вот именно поэтому! – ору я, не успев прикусить язык. – Господи, Реми! Ты же знаешь закон, как он предвзято относится к ведьмам: презумпция использования колдовства, более строгие наказания и прочие радости.

– С каких это пор тебя заботят ведьмы, Мэгги?

– С каких это пор ты перестал бороться за справедливость, Реми?

– Иди в жопу, агент Найт.

Но это он говорит уже как тот Реми, которого я знаю. Тот Реми, который мог бы пойти на юрфак или на Уолл-стрит и получать в десять раз больше, чем в полиции штата. Только он страстный борец за справедливость – и к тому же как темнокожий и гей он знает, каково это, когда власть за тебя не заступается, и именно потому пошел в полицию.