Вик Джеймс - Санктуарий [litres]

– Послушай, у этих домыслов два источника: Эбигейл и Джейк Болт. Без них эти нелепые обвинения просто исчезнут.

Я рассказываю ей о том, что только что предприняла. Как мы с Бриджит пришли в Эбигейл. Я не делюсь с ней тем, как больно мне было так поступать с женщиной, чья жизнь настолько тесно переплелась с моей. Но я бы сделала это снова, хоть десять раз, если это убережет мою Харпер.

Я сделала бы и не такое.

– Так что, по-твоему, Эбигейл не станет обвинять меня в убийстве ее сына? Как это мило, – Харпер кривит губы. Остатки ее детской привязанности к тете Эбигейл выжжены белым огнем ее гнева. – А как насчет Джейка? Этот подонок все не мог разобраться, хочет ли он меня или ненавидит. Похоже, он наконец понял. И теперь он науськал на меня своего папочку. И что ты можешь с этим поделать? Я знаю, что шеф к тебе захаживает, так что, надо думать, у тебя есть образцы – волосы или еще что. Ты можешь провести обряд и заставить его закрыть дело.

– Нет, у меня другие планы. Так магия не работает.

В глазах Харпер вспыхивает ярость, и я снова ощущаю печаль – ту, которая никогда не исчезает – из-за того, что мне приходится растолковывать тонкости магии моей дочери, у которой ее никогда не было. Могу только догадываться, какой беспомощной она себя чувствует, как ей страшно и насколько она отчаивается, раз требует чего-то столь аморального.

Каково это – увидеть написанным черным по белому, что тебя обвиняют в преступлении, которое карается смертью?

– Ну, и что это за планы?

Я думаю о шантаже. Проблемка нашего шефа? Ему не захочется, чтобы она всплыла. Это поставит под вопрос его работу. И не только должность, но и спокойствие его семьи и его репутацию в церкви. Это ведь будет для него важнее, чем возможность поддержать фантазии своего спятившего от горя сына?

Я бы никогда не стала так действовать: это нарушает конфиденциальность отношений ведьмы и клиента и, что еще хуже, противоречит всем тем принципам, которые в меня вбивала бабушка. Но все это перестает иметь значение рядом с необходимостью защитить Харпер.

– Не бери в голову, – говорю я ей, – потому что тебя нельзя будет обвинить в соучастии в том, о чем ты вообще не знаешь.

Харпер кивает.

– Как скажешь, ма. Только не… не возвращай Дэниела.

– Я же сказала, что не могу это сделать.

Она вскидывает руку, но замолкаю я только из-за того, как она смотрит на меня. У Харпер очень-очень светлые глаза, так что создается впечатление, будто ты можешь заглянуть прямо в нее. Вот только это не так.

– Если ты о чем-то не говоришь, значит, я не смогу обвинить тебя во лжи. Нет: ты не должна возвращать Дэниела, потому что он заслуживал смерти .

О чем она? Каждое ее слово – это капелька аконита: пяти капель достаточно, чтобы мое сердце сжалось и остановилось.

– Он заслуживал смерти?

– Да. Я тебе не рассказывала, потому что мы с тобой хорошо умеем не разговаривать друг с другом. Мне хотелось разобраться с этим самой. Но Дэн сделал мне больно.

Харпер втягивает в себя воздух – столько, чтобы наполнить легкие до отказа – а потом вскидывает голову.

– Он меня изнасиловал, ма.

Это слово режет меня ножом – так глубоко, как никогда раньше. Это больнее, чем отсутствие у Харпер дара. Это больнее, чем смерть бабушки.

Я ее подвела. Я не справилась с единственным делом, которое было у меня на этой земле. Не уберегла своего ребенка.

И тут мои мысли уходят в прошлое – к тому, о чем мне невыносимо думать. Шесть лет назад я вернула к жизни парнишку, который изнасиловал мою дочь!

К горлу подступает желчь, я опираюсь на стол. Эйра влетает в дом с громким мявом и тычется мне в ноги. Я поднимаю ее и сжимаю до боли крепко, но она не протестует. Мой милый фамильяр, моя вторая душа. В тот вечер у Бриджит ее со мной не было. Она не замешана в том преступлении, которое я совершила. Преступлении против моего ремесла и против уроков моей бабушки. Преступлении против морали. Против закона и против законов природы.

И, как я узнала теперь, преступлении против моего ребенка.

Мне следовало оставить Дэна там, разбившимся у лестницы. Мне следовало игнорировать крики и завывания Эбигейл, мольбы Бриджит, потрясение и неверие Джулии.

– Меня от этого тошнит, – говорит Харпер, хватая газету. – В Санктуарии не знали, какой он на самом деле.

Я отодвигаю стул и сажусь. Сколько моя малышка держала это в себе?