Вик Джеймс - Санктуарий [litres]

Моя мятежная девочка.

Экземпляр «Сентинел» лежит на столе между нами.

– Мне написала Беатриз, – говорит она. – «Милая Харпер, какой облом с этим смертным приговором» и тэ дэ. Сука. Но она ведь не врет?

Мне еще никогда в жизни не было так страшно. Ни разу с того момента, когда мне в первый раз дали новорожденную Харпер. Но и тогда все было по-другому. Я смотрела на свою новорожденную дочку и знала, что защищу ее от чего угодно. Не случайно в волшебных сказках говорится, что магия и материнская любовь – это непобедимое сочетание.

Вот только мы живем не на страницах книги сказок. Мы живем в Санктуарии. Когда Харпер была маленькая, я подумывала о переезде в один из ведьминских городов: Саммер-Порт в Орегоне, Мердо в Северной Каролине или даже в Новый Орлеан. Однако мне хотелось, чтобы она знала и обычную жизнь тоже – на тот случай, если решит не идти по моим стопам. Когда обнаружилось, что у нее нет дара, это только подтвердило, что я сделала правильный выбор, и все хорошо.

До этого дня.

Я никогда не прощу себе, если с ней случится что-то плохое в этом месте, где мои предки и я сама помогали и исцеляли в течение стольких лет.

– Я ведь говорила тебе не приезжать, – говорю я ей. – Затаиться. Почему ты здесь?

– А тебе не кажется, что в этих обстоятельствах мое отсутствие будет выглядеть подозрительно? Как я буду защищаться?

– Тебе не надо защищаться.

Она хватает газету и зачитывает ту самую строку, которую я только что читала Эбигейл.

– «…называют Харпер персоной, представляющей интерес для следствия»? Конечно, мне надо защищаться, ма!

– Нет. На этом все. Я только что была у Эбигейл, разбиралась со всем этим.

– У Эбигейл «разбиралась»?

Я вижу ее недоумение. Эбигейл была частью жизни моей дочери с самого рождения. Практически тетей, пока Харпер была маленькой. Она знала, что Эбигейл не одобряет ее свиданий с Дэниелом, хотя она со смехом согласилась с моими словами о том, что в глазах Эби ни одна девушка не будет его достойна.

– Это… – я совершенно не знаю, как сказать это внятно. – Эбигейл сошла с ума, Харпер. Ты ведь знаешь, что Дэниел был для нее смыслом жизни. Она хотела, чтобы с помощью магии я…

– Что?

– Сама догадываешься, что. Не заставляй меня говорить.

– Вернула его?

Харпер продолжает смотреть прямо на меня. Я жду, что она вот-вот рассмеется и скажет что-то вроде «магия такого не может». А она не говорит. Вместо этого ее слова заставляют меня снова задуматься о том, что именно она видела в тот вечер шесть лет назад.

– Шутишь, ма? Ты же знаешь, что делают с ведьмой даже за попытку воскрешения! Пожизненное заключение.

Она права.

Наказание за некромантию суровое: пожизненный запрет на любую магическую практику, конфискация всех ведьминских артефактов и большой тюремный срок, вплоть до пожизненного заключения. Законодатели Соединенных Штатов, установившие такое наказание в период Гражданской войны, воображали всяческие непотребства: поднятых солдат, которых отправляют умирать снова и снова в виде неутомимой армии мертвецов, и ужасы рабства, продолжающегося даже после смерти.

В последний раз приговоренной за попытку некромантии стала молодая беременная женщина, муж которой погиб в автокатастрофе. Она потерпела неудачу – и все равно получила двадцать лет. Ее ребенок родился за решеткой и был отнят у нее и передан на усыновление. Это было десять лет назад, но я помню то дело – как и то, что общественность ее совершенно не поддержала. Люди предпочитают, чтобы мы лечили ангины и укрепляли браки. И они хотят, чтобы им не напоминали о том, на что могут быть способны ведьмы.

Но почему про это знает Харпер? Моя лишенная дара девочка, я ведь не знакомила ее с теми суровыми истинами, которым меня научила моя бабушка – тому, как себя должны вести ведьмы в обычном мире. Она никогда не ездила в летний лагерь, чтобы общаться с другими детьми ведьм с иными магическими традициями и усваивать те правила, которым мы все следуем.

Значит, она видела то, что я сделала тем вечером. Разбиралась с тем, что это означает. Не стало ли это еще одной причиной ее равнодушия к моему ремеслу? Не только из-за того, что у нее нет дара, но и потому, что он способен на нечто столь противоестественное?

Может, она не спала всю ночь, боясь, что за ее мамой-некроманткой явится полиция?

Есть ли в ее жизни хоть что-то, не испорченное моей магией и ее отсутствием у нее самой?

Пока все эти мысли кружатся у меня в голове, Харпер замерла передо мной в ожидании ответа. И сейчас на кону стоит не моя свобода, а ее жизнь. Ее надо успокоить.