Амброз Бирс - Словарь Сатаны (сборник)

Однажды разразился сильный шторм. Волны с такой силой обрушивались на палубу, словно никогда прежде не видели корабля и хотели насладиться им по полной программе. Сам «Мадларк» сопротивлялся изо всех сил — не то что его команда: эти олухи сидели и играли в карты на брюки с кожаной вставкой сзади; за месяц плавания каждый матрос несколько раз был их владельцем. Переходя из рук в руки, брюки так истрепались, что целым в них осталась только кожаная вставка; в конце концов капитан пинком ноги отправил брюки за борт, сделав это не по злому умыслу, а просто по привычке давать пинка в зад.

Шторм усиливался, судно кренилось, трещало и, наконец, дало течь; тогда ветер и утих. Относительно морского шторма справедливо следующее: сломав все мачты, вырвав штурвал, унеся в открытое море шлюпки и проделав большую дыру в недоступной части корпуса, он часто отправляется на поиски свеженького корабля, предоставив вам возможность самому налаживать жизнь. В нашем случае капитан решил, что самое разумное — сесть на поручни и приняться за чтение трехтомного романа.

Видя, что капитан добрался уже до середины второго тома, где любовники обычно попадают в безнадежные и горестные ситуации, и потому он должен был пребывать в особенно радостном настроении, я подошел к нему с сообщением, что корабль идет ко дну.

— После такой передряги он мало на что годится, — сказал капитан, закрывая книгу, но держа палец между страницами, чтобы не потерять нужное место. — Хотелось бы, чтоб ты разогнал собрание прихожан на носу. «Мадларк» не часовня.

— Но разве нельзя что-нибудь сделать, чтобы облегчить корабль? — нетерпеливо спросил я.

— Ну, — задумчиво протянул он, — мачт на нем не осталось, груза — тоже… послушай, если это тебе поможет, брось за борт пассажира — который потяжелей.

Счастливая мысль — интуиция гения. Я быстро пошел по направлению к баку, где, стараясь находиться как можно выше, сгрудились пассажиры, и, схватив за шею пожилого грузного джентльмена, подтащил того к борту и вышвырнул в море. Он даже не долетел до воды, упав на вершину конуса из выпрыгнувших навстречу акул; их носы как бы соединились в одну точку, хвосты рассекали поверхность. Думаю, пожилой джентльмен даже не понял, какая ему уготована судьба. Следом за ним последовали женщина и перекормленный ребенок. Первая исчезла среди акул, второй пошел на корм чайкам.

Я рассказываю все как есть. Из этого можно было бы состряпать отличную историю, рассказав, как во время «разгрузки» корабля меня глубоко тронула самоотверженность красивой молодой женщины, которая, чтобы спасти жизнь любовнику, вытолкнула ко мне свою мать, умоляя выбросить ту, но спасти, о, спасти ее дорогого Генри. Я мог бы продолжать рассказ и описать, как я не только расправился, как просили, со старой дамой, но следующим схватил дорогого Генри и швырнул его в море как можно дальше, предварительно переломив о борт его позвоночник и вырвав клок кудрявых волос. Мог бы рассказывать и дальше — как, почувствовав после этих действий умиротворение, похитил шлюпку и отчалил от обреченного корабля, направившись прямиком в церковь Св. Массакера [124] От англ . «massacre» — резня, бойня. на Фиджи, где нас соединили священными узами, которые позже я развязал зубами, когда ее съел. Однако на самом деле ничего этого не произошло, а я не мог позволить себе стать первым писателем, солгавшим на потребу читателю. А случилось вот что: в то время, как я стоял на палубе, расправляясь с пассажирами, капитан Аберсаут, закончив чтение романа, подошел ко мне сзади и тоже вышвырнул за борт.

Ощущения утопающего описывались так часто, что я лишь кратко остановлюсь на тех сокровищах, которые раскрыла передо мной память: картины из моей насыщенной событиями жизни нахлынули разом, однако они не перепутывались и не конфликтовали. Вся моя жизнь раскинулась передо мной, как карта Центральной Африки после открытия гориллы. Я увидел колыбельку, в которой лежал ребенком, одурманенный успокоительными сиропами; детскую коляску, сидя в которой и подталкиваемый сзади, сбил с ног школьного учителя, а сам получил искривление позвоночника; няню, подставлявшую губы поочередно — то мне, то садовнику; старый дом моей юности, утопающий в плюще и закладных; старшего брата, унаследовавшего семейные долги; сестру, сбежавшую с графом фон Претцель [125] Претцель — кренделек с солью, закуска к пиву (заимст. из нем .). , конюхом в почтенной нью-йоркской семье; матушку, прижимающую в позе святой к груди молитвенник, чтобы скрыть учащенное сердцебиение от чтения мадам Фаертини; почтенного батюшку, сидящего в уголке у камина, — седая голова склонилась к груди, иссохшие руки покорно сложены на коленях, с христианским смирением ждет он кончины и пьет как сапожник — все это и многое другое пронеслось в моей голове, и зрелище это было совершенно бесплатным. Затем в ушах зазвенело, и все поплыло перед глазами быстрее, чем плыл я сам; я погружался все ниже и ниже в бездонную пропасть, желтоватый свет над головой погас, и воцарилась темнота. И тут я почувствовал под ногами что-то твердое — это было дно. Слава богу, я спасен!