Иринарх Кромсатов - Лярва

— Ни шагу дальше, иначе получите в лоб пулю. Оставайтесь в своём углу и внимательно меня выслушайте. Я имею к вам предложение, выгоды которого быстро станут для вас очевидны.

Между тем баба Дуня осознала всю тяжесть предпринятого ею дела. Нет, она не пожалела и не раскаялась. Она лишь поняла, что повторное воспитание ребёнка даётся ей гораздо тяжелее, чем она рассчитывала; что свойственные ей от природы вспыльчивость и властность, казалось бы, умерщвлённые разрывом с сыном и перенесённым горем, на самом деле просто спали в ней, ожидая своего часа, чтобы неудержимо и имманентно вырваться наружу. Если любимые её кошечки ни в чём не могли ей прекословить, то Сучка, не вступая в противоборство, могла просто не понять — или не так понять, — чего хочет от неё пожилая женщина. Разумеется, у девочки и в мыслях не было артачиться, спорить, заявлять о своей воле и своих желаниях. Она ещё не умела вести себя своевольно, приученная с детства к жестокому принуждению. Однако недостаток знаний жизни, общая неразвитость интеллекта, узкий и ограниченный круг понятий ребёнка приводили к тому, что она именно не всё понимала или понимала неправильно, отчего баба Дуня нередко еле успевала сдерживать выплеск раздражения.

С удивлением подмечая в себе эти порывы и зная по опыту, что следование им хотя удобно и приятно, однако же опасно и деструктивно в межличностных отношениях, она вступила в настоящее противостояние разума с характером, перераставшее временами в нешуточные внутренние сражения. Впервые в жизни ей пришлось, уже на старости лет, учиться сдержанности и самоконтролю.

Однажды баба Дуня обратилась к руководству детского дома с просьбой отпустить девочку с нею в зоопарк. Ей ответили согласием, поскольку понимали (да она и не скрывала), что женщина намерена удочерить ребёнка. День был ясный и солнечный, обещавший получение удовольствия от намеченной прогулки. Городской зоопарк представлял собой довольно обширное пространство в лесной зоне, включавшее в себя большие вольеры с животными, перемежаемые роскошными клумбами и живописными горками с цветами. Стоял август в самом разгаре, и грусть от наступающего окончания лета, совмещённая с приятностью ласкающих кожу волн солнечного тепла, рождали удивительно прекрасное и светлое чувство радости ускользающей жизни. Вдвоём они гуляли между вольерами, сидели на лавочках, ели мороженое, и баба Дуня, давно сама не бывавшая в зоопарке, пребывала в самом растроганно-чувствительном состоянии. Она ожидала и от ребёнка подобного душевного расположения — но ошиблась.

Сучка, доселе встречавшая вокруг себя лишь мерзость, ужас и жестокосердие, совершенно не умела радоваться жизни и во всех её проявлениях привыкла отыскивать только пользу или бесполезность для собственного выживания. Посему красота цветущих растений ничем не тронула её сердце, ибо этой красотой невозможно было утолить сверлящее чувство голода, как и укрыться от свирепой стужи. Животные же, безвинно лишённые свободы и содержавшиеся в клетках, под замками и под взглядами снующих мимо таких же животных, только двуногих, вовсе пробудили в детской памяти тягостные воспоминания о её собственном периоде жизни в условиях несвободы, прикованности цепью к тесной собачьей конуре и под равнодушными взглядами снующих в дом матери таких же живых существ, как и сама сидящая на цепи. Нельзя сказать, конечно, чтобы она могла сформулировать своё отношение к увиденному в подобных словах или даже в подобных мыслях, однако чувства и ощущения были именно такие: подавленность, внезапная тоска и невольные воспоминания о своём прошлом. Баба Дуня с удивлением видела, что девочка совсем не получает удовольствия от этой прогулки, перемещается на своих ходунках не так резво, как обычно, а скорее вяло и заторможенно, нередко даже отворачивается от животных, не смотрит им в глаза и старается отходить от вольеров в сторону. И только возле клетки с волками Сучка вдруг задержалась, подошла поближе, долгое время всматривалась в крупного матёрого волчищу серо-бурой окраски с рыжеватым отливом, а затем произнесла странную фразу, оставшуюся непонятою её пожилой спутницей:

— На Проглота похож.

После этого до самого выхода с территории зоопарка она не произнесла более ни слова, будучи притихшею, помрачневшею и иногда длинно посматривая исподлобья на бабу Дуню словно с немой просьбой скорейшего избавления её от этого зрелища. Ко дню описанного происшествия они общались уже вполне свободно и откровенно друг с другом, чувствовали радость при встречах, ждали этих встреч, и нередко на лице хмурой Сучки появлялась даже улыбка. Поэтому неожиданная смена её поведения была, конечно, замечена бабой Дуней, но, увы, не сразу была ею понята правильно. Поначалу она отнеслась к такой реакции девочки с чисто женскою эмоциональностью, почувствовала обиду из-за неоценённости своих усилий и не удержалась даже от демонстрации своей обиды. Во всяком случае, на какое-то время она надулась на свою подопечную, словно второй ребёнок, и всю обратную дорогу в приют хранила гробовое молчание.