Иринарх Кромсатов - Лярва

Девочка, напуганная криком, юркнула за спину пса. Позади раздался хлопок двери, и Замалея, слыша шаги бежавшей Лярвы, замолчал, опомнился и помчался к калитке. Ужас придал ему силы, и на бегу он постепенно перешёл с четверенек на три конечности, затем на две и наконец смог распрямить спину. Боли не было, точнее, она была временно вытеснена другим, стократ сильнейшем впечатлением — потребностью спасти свою жизнь.

Каким-то шестым чувством угадав, что не сможет перепрыгнуть через калитку, он просто с ходу выломал её всем своим грузным телом и понёсся по дороге, что называется, куда глаза глядят. Глаза его в ту минуту, однако, оказались смотрящими не в сторону деревни, куда надо было бы бежать и тем, наверное, избегнуть погони, а в сторону леса. Он побежал к темневшему вдали лесу, ведомый древним, как мир, желанием спрятаться от преследователя, укрыться там, где потемнее, — но явственно слышал да и чувствовал затылком, что Лярва продолжает преследование, не теряя его из виду. И это привело его в такое отчаяние, что из глаз брызнули слёзы, а в ноге проснулась дремавшая боль.

Тем не менее скорость бега Замалеи была выше, и расстояние меж ними нарастало. Тёмный еловый лес был всё ближе, ближе и манил беглеца своим пологом как гарантированным спасением. Ему казалось, что стоит только нырнуть туда, под мшистые покрытые паутиной сучья, — и сам чёрт не сможет разыскать его под ними. Боль в бедре опять острою бритвой полоснула, достучалась до его сознания, и ему стало страшно, что из-за этой боли он не успеет добежать до леса точно так же, как не успел выскочить в окно, — и тогда жуткая женщина настигнет его и вторым ударом топора раскроит ему череп. Эта картинка — как она сзади топором разрубает его голову пополам — с ужасающей чёткостью и буйством красок восстала перед его умственным взором, отчего его бросило в жар и пот. Перед самой границей леса он не выдержал и на бегу обернулся: Лярва маячила метрах в ста позади, и он не стал всматриваться в неё, а нырнул поскорее в древесную тень, туда, где «руки душителей» угрюмо распростёрли свой плотный покров над землёю и тянулись со всех сторон к непрошеному гостю.

Здесь ему вновь пришлось встать не четвереньки, пригибаясь под низко опущенными еловыми ветвями. Он стремительно полз вперёд, подобно ящерице, перемещаясь от дерева к дереву и иногда для скорости просто перекатываясь всем телом с боку на бок. Боль в ноге приметно нарастала, и плотная ткань брюк уже вся, до самой обуви, была пропитана кровью. Иногда он слышал даже и в ботинках хлюпающие звуки и ощущал, насколько там мокро. Весь взмокший, с выпученными глазами, скрипя зубами при пароксизмах боли, он нёсся, бежал, полз и перекатывался вперёд, напряжённо прислушиваясь к тому, что происходит сзади. К его удивлению, сзади пока было тихо. «Где она? Бежит ли? И что задумала?» — вот основные мысли, мучительно терзавшие его мозг в эти минуты.

Наконец ему стало казаться, что иногда он слышит сзади звуки, производимые кем-то другим. Чаще всего — поскрипыванье хвои, но иногда и хруст ломаемых сучьев. Замалея резко остановился и напряжённо прислушался. Тихий, чуть различимый звук ползущего тела, донёсшийся издали с полною очевидностью, наполнил его душу новым взрывом ужаса. Она ползла там! И ползла неотвратимо и медленно, словно змея, явно потеряв его из виду и полагаясь только на свой слух. А он-то, медведь, валил через лес, трещал и скрипел, совсем позабыв об осторожности. Слух — вот единственное оставшееся у неё оружие в эту минуту, и сего оружия надлежало лишить её! Надлежало срочно вернуть себе спокойствие и перехитрить, передумать эту женщину, пока не поздно!

Оглядевшись, он увидел под одной из толстых больших елей рытвину, чёрную яму в земле. Неизвестно, кто и с какой целью вырыл её, однако сделано это было давно, и с одного боку яма была полузасыпана жёлтой высохшей хвоей, а с другой стороны поросла редкими стеблями папоротника, перемежаемыми мелкими камнями и песком. Размер ямы был чуть более метра — вполне достаточный, чтобы попытаться укрыться в ней.

Медленно, очень осторожно, весь трясясь и обливаясь потом, он двинулся к этой яме. Малейший шорох и хруст, производимый собственным телом, наполнял душу отчаянием, а уста — проклятиями в свой адрес. Присмотревшись наконец к раненой ноге, он оценил её как совершенно мокрую и чёрную от крови, со взмокшей и почти капающей тканью брюк. Это было опасно, так как если он начнёт покрывать хвою кровавыми пятнами, то сам вернёт своему врагу второе оружие — зрение, после чего шанс укрыться от преследования будет существенно ниже, если не уничтожится вовсе. Между тем потеря крови начала отражаться и в силах: он слабел и с удивлением заметил у себя мелкую дрожь в пальцах рук, а также чёрные точки и круги, время от времени плясавшие перед глазами. «Торопиться и прятаться, не производя шума!» — приказал он себе, лёг на землю всем своим толстым телом и, пыхтя и отдуваясь, пополз к яме.