Иринарх Кромсатов - Лярва

Она молча осмотрела их с ног до головы и тихим, бесстрастным голосом произнесла:

— На ночлег?

— Да… если можно, — не сразу ответил за всех Волчара и с трудом сглотнул внезапно пересохшим горлом.

— Проходите, не разуваясь! — бросила хозяйка и, развернувшись, первой направилась в сени. Следом за ней вошли и мужчины.

Комната, представшая их глазам, была грязной и убого обставленной. Старый продавленный диван перед грубым квадратным столом с толстыми ножками, вокруг стола — несколько жёстких деревянных стульев, комод, покосившийся сервант и небольшой пожелтевший от старости холодильник, за которым угол комнаты был отгорожен наискось занавескою, — вот и всё убранство, освещаемое люстрой с одной-единственной скудно горевшей лампочкой. Возле другого угла виднелась закрытая дверь в другую комнату. Никого живого, кроме хозяйки, в доме не было ни видно, ни слышно.

Пока Шалаш размещал в комнате оружие и рюкзаки и выкладывал на стол всё необходимое для ужина, Волчара стал расспрашивать женщину о том, как дозвониться до ближайшей больницы и поскорее госпитализировать Дуплета, вкратце объяснив, что было столкновение с медведем. Затем он удалился звонить в больницу, перед выходом значительно переглянувшись с друзьями (из чего они поняли, что водку он купит), а хозяйка, не показавшая никакой эмоции при вести о медведе и при виде кровавой повязки на руке Дуплета, предложила свои услуги по приготовлению пищи.

— Чай, вам горячее нужно? — спросила она, подойдя сзади к Шалашу так внезапно, что тот вздрогнул. Дуплет, сидевший на диване, не удержался от вымученной улыбки. Заметив реакцию Шалаша, она тоже раздвинула рот в улыбке, которая вышла у неё не слишком привлекательной: бескровные губы образовали плоскую тёмную щель, за которой совершенно не было видно зубов, и казалось, что их там нет ни единого.

— У нас своя дичь и свои продукты, — принялся объяснять Шалаш, пока она расставляла на столе посуду, извлекаемую из серванта, — так что от вас почти ничего и не нужно. Разве что немного хлеба. Я достану вам утиные тушки. Они уже общипаны и выпотрошены. Вы их, пожалуйста, приготовьте как-нибудь — например, потушите. У нас есть и консервы, и соль, и посуда.

— Ладно, неси это всё ко мне на кухню! — Хозяйка направилась к входной двери, сделав Шалашу приглашающий жест следовать за собою. — Кухня у меня через сени. Сейчас зажгу там свет, и найдёшь, не ошибёшься. А это что у тебя? Копчёности сразу на стол выкладывай. Небось, ножи-то есть?

— Обижаете!

— Ну то-то же.

И она скрылась за дверью. Шалаш и Дуплет переглянулись и прислушались. Хозяйка ступала бесшумно, поэтому звуки шагов им услышать не удалось, и только раздавшийся перезвон открываемых крышек и вынимаемых откуда-то кастрюль и другой утвари показали, что она уже орудует на кухне.

Шалаш принялся возиться с рюкзаками, доставая из них различную снедь. Понахватавши и еле удерживая в руках продукты, он подошёл к двери и столкнулся с входившим Волчарой.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Дуплет.

— Купил! — кивнул Волчара.

— Да я не про это, чёрт тебя дери!

— Теперь о тебе. Бригада сможет приехать только утром. До райцентра сто семьдесят километров, больница только там. А машина в больнице хотя и есть, но водитель сейчас то ли в отпуске, то ли в запое — я так и не понял толком. По-моему, там и дежурный подшофе, судя по его ответам, — Волчара уселся за стол, достал свой гигантский нож и принялся нарезать копчёную грудинку. — Короче, дорогой, придётся тебе потерпеть до утра!

— Чёрт бы побрал эту глухомань! — не сдержался Дуплет, в то время как Шалаш вышел из комнаты и направился на кухню.

Волчара выдержал паузу и спросил, деловито управляясь с ножом:

— Ну как вы тут с этой… с мадамой?

— Да невесёлая тётка, честно говоря, — усмехнулся Дуплет. — Взгляд у неё какой-то тяжёлый и… неприятный, что ли.

— Ничего, не боись, это всё временно!

Волчара, судя по всему, был вполне беззаботен и чувствовал себя победителем. Он предвкушал вкусное и долгое застолье и был даже доволен, что Дуплет остаётся на ночь, так как сидеть за столом втроём с мрачноватой хозяйкой и с Шалашом, обида на которого ещё не улеглась, ему не слишком хотелось.

— Сейчас вот выпьем, и сразу в другом свете всё покажется, — бодро продолжал Волчара. — И боль чувствовать будешь меньше, и хозяюшка покажется симпатяшкой!

— Да ну тебя к чёрту! Всему есть предел, и я не всеяден! Ей, пожалуй, все пятьдесят!