Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки [litres]

– Ангус Блессет ненавидит все и вся, – ответила мама, когда к ней вернулась способность говорить. – Он может разглядеть верные признаки конца света в паре грошовых теннисных туфель.

– Это моя любимая песня. И мне хочется узнать, что преподобный сумел расслышать там такое, чего не услышал я.

– Ну, с этим все ясно, – чуть улыбнулась мама. – Его уши – это уши взрослого человека. То же самое можно сказать и про меня. Я с трудом выношу эту песню, но не думаю, что в ней заключено какое-то зло.

– Но все равно я хочу его послушать, – настаивал я.

Впервые в жизни я выказывал желание посетить проповедь, к тому же не в нашем церковном приходе. Отец, вернувшись домой, всячески пытался отговорить меня от этой затеи. Он сказал, что в преподобном столько горячего воздуха, что им можно было бы без труда надуть дирижабль, и что сам он ни за что не переступил бы порог Свободной баптистской церкви. Однако после негромкого совещания с мамой, из которого я уловил слова «любопытство» и «пускай разберется во всем сам», отец скрепя сердце согласился идти вместе с нами в среду вечером на проповедь преподобного Блессета.

Таким образом, наша семья вместе с сотней других людей оказалась под душными сводами Свободной баптистской церкви, находившейся на Шоусон-стрит, недалеко от моста с горгульями. Сегодняшняя служба не являлась торжественной, в отличие от воскресной. Ни я, ни отец не надели пиджаки и галстуки, некоторые явились прямо с полей, в грязных комбинезонах. Я заметил много знакомых лиц. Прежде чем служба началась, в церковь набилось столько народу, что едва-едва хватало места для того, чтобы стоять. Среди присутствующих оказалось немало угрюмых подростков, которых притащили сюда силком их родители. По-видимому, истерические выкрики преподобного, а также расклеенные по всему городу объявления, в которых сообщалось, что «в среду вечером в Свободной баптистской церкви преподобный Блессет вступит в поединок с дьяволом ради спасения наших детей», сделали свое дело.

Перед стоявшей на возвышении кафедрой красовались новенький проигрыватель и колонки.

И вот наконец появился преподобный Блессет собственной персоной, облаченный в белый летний костюм и розовую рубашку, раскрасневшийся и уже совершенно мокрый от пота. Широкими шагами он взошел на кафедру, держа вызвавшую весь этот переполох черную виниловую грампластинку-сорокапятку. В другой руке преподобный нес за кожаную ручку небольшой деревянный ящик с маленькими отверстиями по бокам, который поставил на пол в стороне от кафедры. После этого, повернувшись к собравшимся, он выкрикнул:

– Братья и сестры, вы готовы сегодня сразиться с Сатаной?

– Аминь! – закричали со всех сторон в ответ. – Аминь! Аминь!

Аудитория была готова к проповеди.

И преподобный начал страстно вещать о том, как коварно зло большого города, что оно добралось и до Зефира, как кровожаден Сатана, жаждущий заполучить души наших молодых людей и утащить их в ад, и что необходимо денно и нощно сражаться с дьявольскими искусами, дабы не гореть в геенне огненной. При этом преподобный Блессет носился по сцене взад-вперед как одержимый, махал руками и отчаянно потел. Нужно отметить, что шоу он устроил отличное: я даже подумал, не прячется ли у меня под кроватью дьявольское отродье, дожидающееся момента, когда я раскрою «Нэшнл джиографик», чтобы посмотреть на фотографии гологрудых африканок.

Потом, внезапно прекратив бег, преподобный Блессет обратил к собравшимся блестящее от пота лицо. Двери церкви оставались распахнутыми, но духота все равно стояла неимоверная: моя рубашка липла к спине, а преподобный в золотистых лучах солнца просто обливался потом. Он поднял над головой черный диск пластинки.

– Вы пришли услышать это, – сказал Блессет. – Так слушайте!

Он включил проигрыватель, насадил пластинку на вал и задержал на весу иглу над первым желобком.

– Слушайте внимательно, – наказал он нам, – вот они, голоса демонов!

С этими словами преподобный опустил иглу на диск, и динамики наполнились треском от царапин.

Чьи это были голоса – демонов или ангелов? Ох уж эти голоса! «Я тусуюсь, я тусуюсь и тусуюсь. Из города прочь. Я тусуюсь» .

- Вот оно! – внезапно заорал преподобный, поднимая иглу. – Вы слышали это? Он внушает нашим детям, что по другую сторону изгороди трава зеленее! Разве жизнь в родном городе хуже, чем в другом месте? Сатана разжигает в неокрепших душах дьявольскую тягу к перемене мест, вот о чем тут поется!