Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки [litres]

Карл был худеньким мальчиком со светлыми кудрявыми волосами; я помнил, как он любил банановое мороженое на палочке, которое продавал со своего грузовичка Весельчак. Однажды Карл признался мне, что больше всего на свете ему хотелось бы иметь собаку. После того как Карл умер от ожогов, отец сказал, что у Бога на все есть свой план, вот только в этих планах Господа очень сложно разобраться.

В то утро пятого июля отец отправился на работу, а мама объяснила мне, откуда взялся запах гари. Большую часть утра она разговаривала по телефону. Информационная сеть Зефира, включавшая жительниц города, падких до новостей, как коршуны до дичи, всегда располагала самыми точными сведениями о городской жизни. Когда я ел свой завтрак – яичницу с овсянкой, мама подсела ко мне и спросила:

– Ты знаешь, что такое ку-клукс-клан, Кори?

Я кивнул. Я не раз видел по телевизору членов клана, облаченных в белые балахоны с конусообразными капюшонами. Они ходили с винтовками и дробовиками в руках на фоне горящих крестов. Помню, как их оратор, откинув капюшон, так что открылось его лицо, похожее на кусок жира, говорил, что нужно либо хранить традиционный дух южных штатов «Дикси», либо выметаться из наших мест, что никакой вашингтонский политик не заставит нас целовать цветным ботинки. От злости щеки оратора налились кровью, веки вздулись, а за его спиной фигуры в белых балахонах продолжали свое мрачное шествие вокруг горящего креста.

– Вчера вечером куклуксклановцы зажгли крест во дворе Леди, – сказала мне мама. – Так они ее предупреждают – хотят заставить уехать из города.

– Они хотят прогнать Леди? Но чем она им помешала?

– Ты слышал, что говорил твой отец, – некоторые очень боятся Леди. А еще он сказал, что люди считают, будто она слишком много говорит о происходящем в Брутоне.

– Но она живет в Брутоне, – заметил я.

– Да, но некоторые люди боятся, что если дать ей волю, то она начнет говорить и о том, что происходит в Зефире. Прошлым летом она просила мэра Своупа разрешить цветным жителям Брутона купаться в общественном бассейне Зефира. В этом году она повторила свою просьбу.

– И отец тоже ее боится?

– Да, – ответила мама, – но по другой причине. Он боится ее не потому, что у Леди темная кожа, а потому… – Мама замолчала и пожала плечами. – Он боится Леди из-за того, что не понимает ее.

Я повозил вилкой в тарелке с овсянкой, обдумывая услышанное.

– А почему мэр Своуп не позволяет неграм купаться в бассейне?

– Потому что они черные, – ответила мне мама. – Белые не любят плавать с цветными в одном бассейне, вот в чем дело.

– Но во время наводнения мы зашли в воду все вместе – и белые, и негры, – заметил я.

– То в реке, – ответила мама. – А в бассейне неграм никогда купаться не разрешали. В петиции Леди просит либо построить в Брутоне бассейн, либо позволить неграм купаться в общественном бассейне Зефира. Наверно, поэтому клан хочет выгнать Леди из города.

– Но она всегда жила здесь. Куда она поедет?

– Не знаю, что и сказать тебе, Кори. Но думаю, что тех, кто зажег перед домом Леди крест, это меньше всего волнует.

Мама нахмурилась, в углах ее глаз собрались крохотные морщинки.

– По правде сказать, я никогда не думала, что у нас в Зефире тоже есть клан. Отец говорит, что крест подожгли несколько напуганных человек, которые изо всех сил цепляются за прошлое. И еще он сказал, что, перед тем как дела меняются к лучшему, все обычно идет наперекосяк.

– А что будет, если Леди не захочет уехать? – спросил я. – Неужели эти люди поднимут на нее руку?

– Боюсь, что они способны и на такое. Они могут предпринять что-то очень скверное.

– Она не уедет, – твердо сказал я, вспомнив холодную красоту зеленых глаз на мгновенно и удивительно изменившемся морщинистом лице Леди. – Эти люди не смогут прогнать ее из родного города.

– Я с тобой совершенно согласна, Кори, – поднялась со стула мама. – И мне бы не хотелось, чтобы с Леди случилось что-нибудь плохое. Хочешь еще апельсинового сока?

Я отказался. Тогда мама налила сока себе, а я покончил с яичницей. И задал вопрос, услышав который она посмотрела на меня так, словно я просил денег на полет до Луны.

– Можно я схожу на проповедь преподобного Блессета? – спросил я. – Мне хочется узнать, о чем он будет говорить.

Мама буквально потеряла дар речи.

– Он что-то собирается сказать о той песне, – продолжил я. – Я хочу знать, почему он так сильно ее ненавидит.