Ива Одинец - Бестии

Снова дверь рассохлась. Иначе, как с пинка, не открыть. Всё не как у людей.

Нет, не он. Но влетит в любую секунду. Не зря сказал – «бегу». Не ходит, а летает. Шаг пружинистый, широкий, ноги длинные – даже для двухметрового роста. Вот уж не похож на наших увальней с пузиками через ремень. Лёгкий, спортивный, тонкий – но сильный. Наверняка сильный. Легко представить, как эти руки обнимают – бережно, но крепко. А для поцелуя ему придётся наклониться. Тридцать сантиметров разницы – это всё-таки не…

Хватит мечтать, бестолочь. И не лыбься, как пустым мешком прибитая. Хватит того, что вчера ему трижды пришлось повторить вопрос, а потом выпить кофе – с солью вместо сливок. Что выяснилось лишь потому, что попутно я налила чашечку и себе – с якобы сливками из той же, понятно, банки. Ну, в дирекции самодуров, способных разъяриться из-за мелочи вроде кофе с солью, нет. Но без мужицких шуток не обошлось бы. А этот хоть бы в лице изменился. Выпил до капли. И сказал: «Спасибо». Как всегда, вежливо (дипломат) – но удивительно тепло и солнечно. Как всё сказанное его голосом.

О-о боже, это просто манера говорить. Такая же, как и моя – улыбаться. Что за…

– Здрассьте поближе.

Оп-па. Дверь-то не захлопнули. Лишь прикрыли. А ковёр гасит шаги.

Он. Смотрит в упор. Улыбается всё лицо – тонкие красивые губы, распахнутые глазищи того же цвета, что и ослепительное утреннее небо за окном. Крапивинский мальчишка – только подросший. А говорят, голубой – цвет холодный. Такую глупость мог выдумать лишь тот, кто не видел этих глаз. По ореховой полировке, стеклу на картине и даже боку напольной вазы скачут десятки мелких зайчиков. Не только освещает – согревает всё вокруг. Но под ложечкой холодок, а руки – будто только из морозилки. А минуту назад было жарко. В разгар лета в брючном костюме, кошмар… А не костюм – так юбка до колена. И беспременно колготки. Дресс-код, мать его… Провинция – а понта выше крыши.

А счастливчик Тонев – в тонких джинсах и лёгкой светло-бежевой рубашке. Ладный, как с витрины. Всё сидит великолепно-небрежно – на неделе безупречные костюмы-белоснежные рубашки-галстуки, как положено дирекции, а по субботам потёртые джинсы. Наверняка дорогие, как и льняная рубашечка – но изысканно простые. Та самая простота, что венчает оба конца шкалы артистизма.

Неужто суббота? Слава тебе, господи. Да ещё и праздник завтра. День независимости кого-то от чего-то там… в том плане, что ничего ни от кого не зависит. У нас тут – точно. Но хоть не попросят выйти на работу… я надеюсь. Лишний день покоя – и то польза. А руководство начнёт праздновать уже сегодня. Умотают на водохранилище (там база отдыха рядом, «Зелёная роща»), причём с обеда. Вот почему мой лапушка уже с утра неформально прикинут. По субботам лишь с обеда приезжает в джинсах. А нам, секретарям, и того нельзя.

– Ау?

Ч-чёрт. Опять в транс впала. Сам виноват. Ну зачем он такой сладкий до невозможности…

– Сорри. Задумалась.

– Правда? Обалдеть.

– Да вы заходите. Он вас ждёт.

Гектор распахнул дверь в кабинет.

– Дмитрий Олегович! Кофейку попьём?

Из глубины кабинета ворчание:

– А то как же. Заказывайте.

Зубы сжались.

Старый упырь. Знает, что я лишний раз туда не зайду. Чтоб его не видеть.

Гектор, так и стоя на пороге, обернулся – лёгким танцующим движением.

– Мне со сливками, как всегда.

От улыбки вновь заныло под ложечкой. А в животе нарастает жар – тяжёлый, болезненный. Каждый раз… Каждый проклятый раз.

Колени сжались. Голос предательски дрогнул.

– Через пять сек.

Через минуту я вошла в кабинет с подносом.

Куда б приткнуть? Стол завален бумагами. А Гектор увлечённо что-то показывает Шахову на мониторе, стоя за плечом. Словно не видят.

В приёмной звонок. Другой, третий… Три линии сразу. Да пошли вы все. Рук две, а язык вообще один. Перебьётесь. Мне и здесь стоять неплохо. Любоваться украдкой на склоненную голову, тёмно-русые волосы, по-мальчишески чуть встрёпанные, тени от ресниц на щеках. Ловить звуки голоса, весёлого, чистого… Только б упырь не уставился…

Оба подняли глаза разом.

Не успел Шахов рот раскрыть, Гектор шагнул навстречу. Даже с его шириной шага их понадобилось три.

Ближе к столу шефа не подхожу. Оставляю поднос на столе для переговоров – на краю у двери. Во избежание глажки по коленкам и умильных улыбок в попытках помириться. Правда, со времени последней – … дцать-какой-то по счёту – прошло два месяца. С тех пор ко мне обращаются подчёркнуто на «вы», а я вхожу сюда, лишь когда пусто – или шеф не один. Сколько так будет продолжаться – не знаю. Ничего менять не собираюсь. Кроме работы – при первой возможности. Давно б ушла. Но тогда не смогу видеть Его…