Гореликова: Нереальная коллекция. Сборник рассказов

Большой врач успокаивающе потрепал кошку по загривку.

– Ну, ну, котэ… Уже все хорошо, уже все кончилось. Отдыхай.

Маруся уткнулась головой в плед, втянула ноздрями запах пыли.

Затем услышала щелчок зажигалки, потянуло дымом. Следом хлопнула дверь.

– Паша, что это было? – раздался голос Врача Поменьше.

– Чудо, Анька, это было чудо. Вот, оказывается, как оно выглядит. Как белая кошка Мария.

Большой Врач рассмеялся и тут же закашлялся.

– Черт, я совершенно вымотался. Как лимон… Кстати, о лимонах. Достань из сейфа коньяк.

Маруся плыла в сизоватом потоке и слышала сквозь дрему: «Бу—бу—бу… Бу—бу—бу…». Это означало, что люди занялись своим любимым делом – разговорами. Ожидаемо зазвенела посуда, запахло кофе и еще спиртом.

– … Но ведь у него не было ни одного шанса!

– Ни малейшего! Я вообще не понял, что произошло. Но это из-за нее.

– Из-за кошки? Нет, это просто на голову не надевается… Ты думаешь, она сделала это сознательно?

– Вряд ли. Все-таки животное – это животное. Отсутствие второй сигнальной системы, неспособность к абстрактному мышлению и все такое. Вспомни Павлова…

А Маруся уже забыла – и про кокон, и про искру. Событие в операционной, как и многие другие в ее жизни, отошло в прошлое. Единственное, что помнила – красный туман. Да и тот – из-за неприятного привкуса во рту.

– .. Но я до сих пор не могу поверить. Она же его спасла!

– Однозначно спасла, только я не пойму как. Плесни-ка мне еще.

Снова щелчок зажигалки, снова табачный дым.

– …Получается, что кошки мыслят. Как человек. Как ты и я.

– Не думаю. Если хочешь сравнивать, то лучше сравни животное с умственно отсталым ребенком. Они просто живут – проживают каждый день, как впервые. Они не задаются вопросами, принимают все как данность и просто созерцают. Иногда только вмешиваются. И как оказалось, весьма успешно. Ну, котэ, за твое здоровье!

Стукнулись чашки, зашуршала оберточная бумага, сильнее запахло человеческой едой. Маруся недовольно дернула носом, ее подташнивало.

– … Ты считаешь, что животное ближе к ребенку-аутисту? Нет, не могу представить! Не могу объяснить.

– И не надо. Было и было. А в протоколе я напишу, как надо. Все согласно диалектическому материализму. Основы не покачнутся.

Смешок. Звон, шуршание.

– … Слухи поползут по всей больнице. Наверное, уже ползут. На нее и раньше мамки молиться были готовы. Только и шушукались: «Кошка сделала то, кошка сделала се…» Я же тебе говорила! А ты не верил! Теперь точно разговоров не оберешься.

– Ну и пусть. Мы-то никому ничего не расскажем. Верно, котэ?

Огромные руки сгребли Марусю, прижали к халату. Даже немного побаюкали.

– Эх, котэ, котэ…

Маруся, как обычно, не сопротивлялась, лежала и ждала, пока ее отпустят.

Но Большой Врач не собирался отпускать.

– Спать! Спать, котэ! Ты, Анька, иди в пятую палату, она свободна. А мы здесь, на диване.

Большой Врач лег и подпихнул кошку себе под бок. Тяжелая ладонь прижала к колючему пледу. Маруся затаилась.

Слушала, как хрипло тикают часы на стене – тонк! Тонк! Как булькает в батарее. Как урчит холодильник в соседней комнате. Как совсем вдалеке, за закрытой дверью, в отделении, кто-то шаркает тапками по линолеуму.

Постепенно рука, державшая Марусю, расслабилась и потяжелела еще больше. Большой Врач заснул.

Маруся выскользнула из-под ладони, осторожно прошла по краешку дивана и подобралась к лицу.

Огромными, бледно-зелеными глазами-блюдцами, не мигая, рассматривала человека.

Почувствовав взгляд, тот шевельнулся, пробормотал:

– Маруся… лежать…

Однако сон опять сковал его, рука безвольно дрогнула.

Маруся коротко вздохнула. Переступила лапами и улеглась прямо на грудь Большому Врачу.

Она в первый раз засыпала с большим человеком, и это оказалось совсем не страшно. Даже приятно – никаких цветных нитей, никаких белых теней. И очень тепло.

А от халата, в который она уткнулась, уютно пахло табаком, лекарствами и немного стиральным порошком.

В обед пошел снег – первый в этом году. Хлопья, крупные и редкие, сыпались, словно перья из прохудившейся подушки.

Земля еще не промерзла, и долетев до нее, хлопья таяли. Оставались только мокрые пятна.

Лариса смотрела в окно, а снег все сыпал и сыпал…

Утренняя злоба прошла, осталась только усталость.

Хотя час назад, после совещания у директора, Лариса думала, что ярость удавит ее. Шла по коридору, точно в красном тумане. Зашла в отдел, швырнула ежедневник на стол. Тот пролетел по гладкой столешнице, как по льду, и шлепнулся с другого конца на пол.