Галина Глембоцкая - Кое-что о жизни в мире фантомных болей

Гилберт выполоскал в ручье рубашку, надел ее мокрую на себя и отправился завершать свой второй квадрат.

Третий квадрат оказался физически и эмоционально самым сложным. Гилберт устал. Ладони рук от жестких листьев папоротника, которые он ломал на протяжении уже не одного часа, покрылись рваными кровавыми волдырями. Чтобы хоть как-то смягчить боль, он оборвал низ своей сорочки и кусками материи обмотал руки. Ноги в туфлях, не приспособленных для таких переходов, жгли, делая мучительным каждый его шаг. Здесь же, на третьем квадрате, он буквально наткнулся на останки человека, доедаемые, копошившимися в них насекомыми, похожими на муравьев, но размером почти с человеческий палец. Гилберт застыл, как загипнотизированный, не в силах отвести взгляд в сторону. Сюрреалистическое зрелище, как из кошмарного сновидения, демонстрировало наглядный пример того, что могло случиться и с ним. Наконец, он все же заставил себя повернуться, сделать несколько шагов в сторону и идти дальше по намеченному маршруту. Но еще долгое время картина с жуткими насекомыми на белеющих человеческих костях стояла у него перед глазами, в который раз наглядно давая понять, что нынешняя, спонтанно предпринятая им прогулка была не более чем авантюрой дилетанта. Гилберту стало стыдно за себя.

Приблизительно в середине четвертого квадрата он набрел на проход с обрубленными лианами, по которому зашел в сельву.

Радоваться уже не было сил.

В течение последующих трех дней Гилберт залечивал свои растертые в кровь руки, ноги и искусанное насекомыми тело.

В тот вечер, когда он, вернувшись из сельвы, снял свою вконец испорченную одежду и раздумывал о том, как ему продезинфицировать свои раны, перед ним призраком возник Ромуло. Гилберт молча показал ему свои истерзанные ладони. Ромуло вышел и минут через пять возвратился с двумя пригоршнями каких-то листьев. Он велел их хорошо разжевать и полученную массу приложить к ранам. Пока Гилберт перемалывал зубами листья, между ними произошел любопытный разговор. Вернее, это был монолог Ромуло, потому что Гилберт со ртом, набитым жвачкой, говорить не мог. Суть этого монолога сводилось к следующему: незачем сеньору Рудольфо ходить в сельву, потому что ничего хорошего из этих прогулок выйти не может. Сельва опасна, она не любит чужаков и жестоко с ними расправляется. Сеньор ведь не знает как нужно себя вести в сельве, иначе он никогда не довел бы свои руки и ноги до такого состояния. Это чудо, что ему вообще удалось вернуться, и если он собирается убежать, то у него из этого ничего не выйдет, потому что через день-два после побега он просто погибнет в сельве.

Гилберт чувствовал себя глупо. Наверное, следовало бы поддержать разговор, что-то спросить или возразить. Он ни слова не мог сказать ему в ответ, во-первых, потому что у него был полный рот, а во-вторых, – все, что говорил Ромуло, было, вероятно, правдой. Поэтому Гилберт жестом спросил, что ему делать с разжеванными листьями. С помощью Ромуло лиственная масса была равномерно распределена по ранам и перебинтована полосками материи.

Такой необычный способ лечения, как ни странно, помог, и уже на второй день раны начали затягиваться. Однако ладони продолжали болеть, и ходить он мог только босиком. Заняться было нечем. Лежать ему надоело, смотреть в окно и постоянно думать о постигших его событиях – тоже. Пытаясь найти себе занятие, Гилберт решил обследовать дом изнутри.

В доме было шесть разного размера комнат, не считая помещения, приспособленного для приготовления пищи. Несмотря на внешнее запустение, царившее вокруг ранчо, внутри все находилось в относительном порядке. Обстановка комнат была более чем скромная, но чувствовалось, что совсем недавно здесь убирали: окна были вымыты, полы выметены. Более того, Гилберт кое-где увидел следы мелкого ремонта. Вряд ли комнаты приводились в порядок для него одного. Здесь определенно кого-то ожидают. Интересно, кого? Будут ли это люди как-то связанные с его похищением? Кто бы они ни были, их появление, решил Гилберт, должно пролить хоть немного света на его таинственное перемещение с дипломатического приема сюда в сельву.

Действительно, через два дня над ранчо стрекозой завис вертолет и по веревочной лестнице, один за другим, спустились двое. Один из них был среднего роста, худощавым до хрупкости, молодым человеком. Второй – чуть выше, плотного телосложения, на вид лет пятидесяти. Вслед за ними были спущены на веревках несколько ящиков, чем-то напоминающие сундуки из мореного дерева. С помощью Ромуло ящики были водворены, судя по доходящим до Гилберта звукам, в одну из комнат на втором этаже.