Галина Глембоцкая - Кое-что о жизни в мире фантомных болей

И тогда Гилберт понял, что он заблудился.

Он сидел на поваленном дереве, пытаясь справиться с легкой паникой, зашевелившейся у него под ложечкой. От жары и внутреннего напряжения тело покрылось потом, который струйками стекал по лицу и спине. Влажная одежда прилипла к телу.

Гилберту не хотелось думать о том, чем может закончиться его необдуманная прогулка, но он понимал, что не может сидеть на этом бревне бесконечно. Нужно идти. Но куда? В никуда? Он, естественно, не имел малейшего понятия о том, где находится ближайший населенный пункт, и не знал, на сколько километров протянулась сама сельва. На десятки? Сотни? Или больше – тысячи? И у него нет пищи. Ее, наверное, можно раздобыть и здесь, например, какие-то фрукты. Но их нужно знать.

Его туфли, равно как и брюки от фрака, в которых он несколько дней назад пошел на тот злополучный прием, представляли собой жалкое зрелище. Как и он сам. Да, в детстве он был плохим скаутом. Ему всегда больше нравилось читать книжки, чем учиться премудростям выживания Робинзона. За это небрежение он сейчас и наказан.

Однако надо что-то предпринимать. Самым разумным было бы, наверное, попробовать вернуться на ранчо. Но с чего начать? Сориентироваться по солнцу? Гилберт вспомнил, что утром, когда он проснулся, солнце светило прямо в окна. Сколько прошло времени с того момента, как он пошел в сельву? Часа два? Или три? Ощущение времени он утратил. Кроме того, он находился, похоже, в тропиках. Или в субтропиках. Как здесь ориентироваться по солнцу? Гилберт этого не знал.

И тогда ему в голову пришла идея.

Гилберт встал и подошел к ближайшему дереву. От него он мысленно провел прямую линию к другому дереву и двинулся к нему, развешивая на лианах переломленные листья папоротника. Линия была, в общем-то, условно прямой, потому что пройти прямо в переплетенном лианами лесе было невозможно. Там, где нельзя было пробраться даже ползком, он искал обходной путь. Однако, отклоняясь от намеченной прямой линии в сторону, Гилберт старался выдерживать основное направление. Преодолев, таким образом, метров сто, он повернул, и под прямым углом двинулся дальше. Приблизительно через двести метров, он вновь обозначил угол и пошел вперед. Через двести метров – еще один поворот, и Гилберт оказался рядом с тем поваленным деревом, откуда он начал прокладывать свой первый квадрат. Пот заливал его лицо, липкий воздух с трудом проходил в легкие. Необычно большие комары, мухи и разные мошки, привлеченные запахом пота, кусали немилосердно не только открытые участки тела, но и умудрялись забраться под одежду в самые невероятные места. Отмахиваться было бесполезно, так как двух рук попросту не хватало для этой цели.

«Меня явно воспитали не для таких подвигов», – с отчаянием подумал Гилберт. И все же затея, кажется, удается. Он присел на дерево, чтобы немного восстановить силы. Настроение немного улучшилось, так как появилась надежда выбраться отсюда. Но очень хотелось курить, еще больше – пить. Чертовы Хароны, переправившие его из Швейцарии в этот ад, вычистили карманы, экспроприировав не только документы и деньги, но даже и сигареты. Напиться можно было бы, на худой конец, просто из лужи или подставить рот под тонкие струйки чего-то жидкого, стекающего по ветвям и стволам деревьев. Из луж пить ему еще не приходилось, и естественная брезгливость удержала Гилберта от этого способа утоления жажды. Сомнения насчет качества стекающей с деревьев жидкости заставила его отказаться и от этого варианта. Поэтому он, несмотря на жажду и мучивших его насекомых, решил продолжить эксперимент по собственному спасению. Он встал, отошел на максимальное расстояние, с какого его метки были различимы, и начал метить следующий квадрат.

На втором квадрате Гилберт набрел на большой ручей. Он несказанно обрадовался такому подарку судьбы

Гилберт долго пил из ручья, и вода казалась ему потрясающе вкусной. Потом стянул с себя рубашку и начал мыться. Было чертовски приятно чувствовать прохладную воду на воспаленной и зудящей от укусов коже. Благодарное тело, омытое от пота и жары, вдруг не к месту и не ко времени, ответило возбуждением. Оно не было связано с мыслями о ком-то персонально, например о Зизи. Это был просто всплеск жизненных сил, шальная, иррациональная вера в то, что его приключения в сельве, несмотря на трудности, в конце концов, закончатся благополучно.