Игорь Колосов - Сезон исчезновений

Захар почувствовал, как из глаз выступили слезы.

Доктор выглядел усталым. Он был ужасно тощим, и его тело напоминало длинную жердь. Он теребил мятую пачку, предложив сигарету Захару. Тот отказался. Рядом молча стоял тот самый следователь в длинном сером плаще. Захар не удивился, застав его здесь. Следователь не сказал Захару ни слова, лишь сочувственно заглянул ему в глаза. Потом отвернулся к окну. Захар был ему благодарен – меньше всего он сейчас хотел выслушивать чужие соболезнования.

Когда доктор сказал, что тело ребенка уже в морге, Полина, к счастью, не впала в истерику. Она закрыла свои раскрасневшиеся глаза, удивив своей реакцией присутствующих, затем двинулась к выходу. Следователь помог Захару проводить ее к машине, попросив его по дороге ненадолго задержаться.

В груди у Захара появилась знакомая давящая тяжесть, и он едва сдержался, чтобы не разрыдаться, как ребенок. Они со следователем вернулись в кабинет доктора. Следователь закурил, глядя в пол.

Доктор с минуту рассматривал то старика, то следователя. Остановил взгляд на Захаре.

– Ваш внук скончался не от удара о землю.

Захар напрягся.

– В чем же причина?

– Электрическая нестабильность миокарда. У мальчика произошла остановка сердца. В определенной ситуации это вполне возможно, хотя лично я столкнулся с этим впервые. Сердце начинает сокращаться в бешеном ритме и может не выдержать мощную прокачку крови. В общем, я думаю… мальчик испытал сильнейший испуг. Больше причин я не вижу.

– Хотите сказать, что Артем испугался высоты?

Доктор пожал плечами.

– Он чего-то сильно испугался. При ударе о землю он сломал шейный позвонок, но, если бы ни сердце, он остался бы жив.

– Боже, – Захар смотрел на доктора, как если бы ждал, что его убедят в обратном, потом глянул на следователя. – Вы же у меня были и видели… Там чуть больше трех метров. Неужели Артем…

Захар замолчал, сдерживая подступившие слезы. Следователь встал, выбросил окурок в форточку, повернулся к Захару.

– Доктор уже выразил мне удивление по этому поводу. Такое не всегда случается даже, когда человек падает с крыши высотного дома.

– Как же так?

– Сдается мне, нужно поговорить с вашим младшим внуком. Он видел, как все произошло?

Захар кивнул.

– Да. Но… может, сейчас его не надо тревожить? Он и так очень испуган…

– Я приеду к вам завтра утром.

Полина лежала в спальне отца на старой скрипучей кровати, когда после долгого молчания прошептала:

– Я во всем виновата. Я одна.

Захар сидел рядом, поглаживая ее холодные руки.

– Перестань изводить себя.

Дочь рыдала с момента возвращения из Сальска и немного успокоилась лишь полчаса назад.

Тьма за окном слабела – приближался рассвет.

– Я была никчемной матерью. Так к Артему могла относиться мачеха.

– Ты ни в чем не виновата, Полина. Довольно наговаривать на себя.

Захар чувствовал, как начинает искажаться реальность, так ему хотелось спать, несмотря на горе. Он говорил все с большим усилием.

– Я вечно придиралась к нему, наказывала без причины. Он был всего лишь маленьким мальчиком.

Захар понял, что не может сказать уже ни слова. Он кое-как поднялся, его шатало. Каким бы ни было несчастье, человек рано или поздно заснет – потребность, которую не обойти. Полина тоже заснет, но сейчас в это верилось с трудом.

– Полина, родная… Выпей снотворное, прошу. Тебе необходимо поспать. И мне…

Он взял с крышки стола таблетки, вложил дочери в ладонь. Она никак не отреагировала на это и продолжала говорить.

– Принести воды?

Полина замолчала, пытаясь рассмотреть лицо отца сквозь полумрак спальни.

– Хорошо, я выпью таблетки.

– Я принесу запить.

Захар вышел из спальни, остановился, прислушался. Полина не вставала. Хорошо. Возможно, она действительно согласилась выпить снотворное, а не просто сказала, чтобы он отвязался. Захар вошел в кухню, не включая света, набрал воды в стакан.

Внезапно слабость навалилась на него, нагло, без предупреждения, словно ждала, когда он останется один. Захар почувствовал такую усталость, что расплескал воду, едва не выронив стакан. Он оперся об угол стола, поставил стакан, сел на табурет. При этом что-то сжало его сердце, и Захар с опозданием понял, что плачет.

Испугавшись, что дочь услышит его, он уткнулся в сложенные на столе руки. Не нужно было покидать дочь. Пока он успокаивал ее, он держал на расстоянии то, что копошилось в обрывках тьмы, загустевшей по углам, и ожидало его одиночества.