Александр Маро - Аластор

Объятый пламенем старенький и исправно отслуживший фургон, жалобно потрескивая, изрыгал клубы черного дыма, таявшего в темном, искрящемся яркими точками небе. От одной мысли, что там внутри находится дед, пожираемый гремучими языками пламени, делалось мучительно больно. Нестерпимо и страшно жгло душу. Хотелось кинуться внутрь, по крутому склону вниз, вскочить в горящий фургон и помочь… но разум шептал о том, что нужно идти дальше – дорогой, которая только проскальзывала рядом, уносясь вновь в бескрайнюю пустоту мрака.

Он все так же, по инерции, плелся вслед Аластору, видевшемуся последним полюсом в этом перевернутом с ног на голову мире. Мимо охваченного пламенем фургона и распластавшихся на сухой земле тел убийц, нашедших в свирепой пустыне то же, что они уготовили его деду. Сквозь серые гряды скал, куда-то в безмятежную черную даль, раскрывшую для него свои объятья. И в выжженной дотла маленькой душе, поглощенной этим покоем, воцарилась всепожирающая пустота.

Когда мерные звуки шагов эхом растеклись по сырому, прохладному воздуху, Сашка встрепенулся и встревоженным взглядом пробежал по слитому в единую, темную воронку пространству. Над головой вместо пышной россыпи звезд тянулась безликая масса серых, холодных скал, по которым сочились легкие всполохи света. Где-то там, за мглистым поворотом, где, должно быть, догорал несмелый, позабытый кем-то огонь, слышался далекий шепот воды.

Почувствовав неумолимую жажду, он ловко двинулся вперед, смело преодолевая неровные, заволоченные тяжелыми глыбами изгибы. И вот за одним из поворотов узкий потолок, словно вдохнув свежего воздуха, сделался высоким и величественным, оголив широкий, расшитый отблесками догорающего костра грот.

Из дальнего угла сочилась тонкая струйка воды, стекавшая в небольшую выточенную в камне ложбину. На ней замерло сознание, и, позабыв обо всем, Сашка кинулся к воде. Запустив лицо в живительную влагу, он принялся долго и жадно пить, пока, наконец, не почувствовал насыщение. Неожиданная усталость растеклась по напряженному телу, и, расположившись здесь же неподалеку, Сашка подпер отяжелевшую голову руками и тут же заснул, провалившись в глубокий, беспамятный сон.

Скользнувшая вниз рука невольно принесла пробуждение. Тонкие маленькие пальцы, восприняв первые импульсы, зарылись в мутно-белые клочки овечьей шерсти, и глаза, захлопав пышными ресницами, скинули с себя мутную пелену глубокого сна. Неряшливый взгляд скользнул к потолку, мимолетно очертив всю глубину огромного куполообразного свода, и медленно потянулся вниз. На серых, изъеденных шрамами мелких трещин стенах тонко блестели десятки рассыпанных мелких огоньков. Талые свечи с причудливо искривленными ножками создавали удивительную и необычную иллюминацию, наполняя живым дыханием, казавшуюся бесплодную твердь. Сашка замер и, глотая сжатый, насыщенный влагой воздух, с тревогой огляделся по сторонам. Пещера казалась невообразимо большой, с замысловатыми горловинами воронок, узкими лазами, густеющими кромешной темнотой и завалами крупных отколовшихся глыб. В самом дальнем ее краю, отсеченном ровной, почти отвесной стеной, на деревянных ящиках покоился прямоугольный, прокрашенный толстым слоем красной краски, лист металла. Функционально конструкция исполняла роль стола, за которым что-то ремонтировали, – на нем было сложено множество самых разных деталей и механических приспособлений – и что-то писали – бумажные листы и чертежи в канцелярских файлах лежали на самом углу, подпирая небольшой алюминиевый стакан с карандашами. К столу был придвинут деревянный стул, на спинке которого висел бинокль с огромной парой стеклянных глаз – объективов, уставившихся в холодный шероховатый пол. Также из интерьера можно было выделить пару-тройку высоких стеллажей, под завязку забитых всяким хламом и оружием, многообразие которого внушало тревожный трепет, да, пожалуй, и туго набитые матерчатые мешки, ютившиеся в небольшом, напоминавшем уродливую козлиную морду отростке. Видимо, это было все, чем располагала пещера для жизни, что, впрочем, и не шло вразрез со здравой логикой – помыслить о сколь-нибудь долгом существовании здесь мог только человек нездоровый или по крайней мере с большой, вызывающий интерес фантазией. Но тем не менее пещера явно была обитаема.

Сашка вздрогнул. Ему показалось, что от темной глади стены вдруг отделилась тень и, медленно огибая узкую ложбину с прохладной водой, двинулась навстречу. Ее формы, еще размытые черты вызывали удивительное смешение чувств, от которых кружило голову. Потревоженный страх, восхищение, любопытство – все слилось в какую-то единую картину возникшего явления, за именем которого скрывалась легенда. Да, это был Аластор, и едва ли он сильно переменился за время, проведенное в пещере, но в глазах Сашки демон пустыни явно прирос мощью и сделался еще величественнее.