Вадим Сухачевский - Сын палача

— Ладно, — отмахнулся Юрий, — оставим до поры до времени и это. — А Головчухина и Пчелку — их-то за что?

— Полковник меня каким-то образом выследил, так что иначе было нельзя. И с Пчелкой то же самое. Я ведь одно время среди ее «ночных бабочек» пряталась, вот они меня по вашей фотографии и срисовали. Успели ей доложить, так что…

— А как уговорила полковника, чтобы он сел с тобой рядом, чтобы коньяк пил?

— Дело техники. Я хорошо умею внешность менять. Его встретила не я, а ваша «домработница», даже он, такой волчара, не допер, что это я и есть. Сказала, что вы просили его немного подождать, коньячком велели угостить

— Ну а Вьюн?

— Ему полковник рассказал, так что у меня просто другого выхода не было.

— Все-то у тебя «просто»… — проговорил Юрий. — Ну а как ты выманила его? Он же, я знаю, услышал мой голос по телефону.

— На то вот и существуют спецсредства, меняющие голос.

— Понятно… А винтовка с оптическим прицелом, которую дала Викентию, — она откуда?

— Да нас… ну, таких, как я … учили: у каждого должны быть свои потаенные места.

— «Схроны», — подсказал Юрий.

— Во-во. У меня таких штук пять по Москве. Не только, кстати, в Москве — по всей стране. Да если хорошо поискать, то и в Мадриде найдутся.

Юрий кивнул:

— Ладно. Ну а туда, в подземное логово, зачем пробралась, зачем столько народу там на тот свет отправила?

— Потому что гадов не люблю, во что бы они не рядились, — сказала девушка жестко. — И потом — не хотела, чтобы они убили и вас, и Викентия. — Помолчав, она добавила: — Да и еще кое-какая причина была. Личная.

— Хочешь сказать, ты не хотела нашей смерти? — удивилась Катя.

Полина удивленно подняла глаза:

— Вашей? Зачем? Вы же мне вроде бы ничего плохого не сделали.

— Ну, допустим, — кивнула Катя. — Но зачем, скажи, зачем было навязывать нам эти дурацкие состязания?

— А-а… Ну это уже — для Викентия. Я же знала, что он не всамделишный сын палача этого вашего Суда. Ну, не сын он того Викентия, а так вы в свой Суд вроде бы не берете. Он мне сказал: хочет, мол, вам доказать, что он, может, даже достойнее вас. Ну а я уж решила ему помочь. — Она улыбнулась: — А что, неплохо помогла!

Да, сыт уже по горло был Юрий этой ее помощью. Немного помолчав, он сказал:

— Ты тут говорила: «таких, как я» … Так кто же ты такая, в конце концов? «Такие, как ты» — кто это?

— Ну вот! — Полина закатила глаза. — Снова та же сказка про белого бычка: кто да что?.. — Она взглянула на Катин пистолет, похоже, не вызывавший у нее ни малейшего страха, и добавила: — Впрочем, почему бы и не рассказать? — Хмыкнула: — Напоследок-то!.. Только имени-фамилии не спрашивайте — вправду не знаю я их! Просто жила-была девочка…

Юрий и Катя слушали внимательно. Все это было похоже на какую-то страшную сказку, но, по-видимому, так оно все в самом деле и было. Перед ними открывался еще один мир, которого не должно было быть. Не имел такой мир права на существование!

В общем, жила-была одна девочка…

Конечно, у той девочки было какое-то имя, но сейчас она его не помнила. Жила она с родителями, которых, если и помнила, то лишь едва-едва. Ей было не то пять, не то шесть лет, когда однажды в дом заявились люди с наганами, и больше она своих родителей не видела уже никогда.

Потом был детский дом — какой-то особо зверский, голодный, холодный, с садистами-воспитателями.

— Но знаете, — немного помолчав, сказала вдруг Полина, — даже в такие дома счастье иногда все-таки пробирается, как в самый темный чулан иногда пробивается свет. Там, в этом детдоме, я встретила Полину… Да не смотрите на меня так, я не сумасшедшая! Да, я встретила Полину. А меня звали Ульяной. Или, может, так назвали уже в этом детдоме, в точности сказать не могу.

— Понятно, — кивнул Юрий, — ты решила назваться нам ее именем.

— Ничего вам не понятно! — воскликнула она. — Мы с ней по сути были одним человеком! Я даже не о внешнем сходстве говорю — там все мы были похожи друг на дружку как две капли воды: все стрижены наголо, все худющие, с голодными глазами. Нет, я не о том. Мы с этой Полиной, оказалось, даже думаем совершенно одинаково, и судьбы у нас одинаковые, и книжки мы одинаковые любим, и имена у нас почти что одинаковые: Поля — Уля. Нас с ней все время даже путали. Это было настоящее счастье — убежать с ней вместе куда-нибудь и говорить, говорить… Представляете, при той голодухе мы даже к обеду иной раз не прибегали — все никак наговориться не могли.