Александр Асмолов - Гребень Хатшепсут

— Может, выпьем по чашке кофе? — Демис кивнул в сторону нескольких столиков под тентом.

— С удовольствием. Давай посидим, а то столько впечатлений разом…

— Да, встречи с прошлым бывают очень трогательны. Грек помог спутнице сесть и подозвал официанта.

— Дорогая, тебе со сливками?

— Лучше «Данте», — Биатрис благодарно посмотрела на потомка эллинов. — Только во Флоренции готовят такой кофе. Попробуй.

— Решено… Какой-нибудь десерт?

— Деми, не соблазняй меня, а то я не устою…

— Прямо здесь, — грек скромно потупил глазки. — Это так романтично.

— Я имела в виду только фигуру.

— Именно благодаря этому можно поддерживать хорошую фигуру, — он галантно склонился к руке итальянки. — Би, ты сегодня так очаровательна, что я просто теряю голову.

Она нежно провела ладонью по его седой шевелюре, и слезы навернулись на ее темных глазах. Бывший профессор римского права знала, что была бы счастлива, останься этот мужчина рядом, до конца дней ее. Однако сердце подсказывало, что все не просто так. И его появление, и его ухаживание, и эти слова… но, Святая Дева, как это приятно. Она не будет ни о чем задумываться, она просто окунется в это наслаждение. С головой. С разбега. Кто знает, может быть, в последний раз судьба преподносит такой подарок. За тридцать лет Би встречала немало мужчин. Была даже замужем, но никто так не тревожил ее сердце, никто одним прикосновением не мог заставить забыть обо всем на свете. Вот и сейчас его склоненная голова принесла удивительное наслаждение. Хотелось касаться его волос, вдыхать их запах, ощущать тепло его губ на своей руке и, главное, верить, что это он. Тот самый Деми. Греческий полубог, когда-то так стремительно ворвавшийся в ее жизнь, и что уже никому не под силу стать хотя бы рядом. Биатрис заставляла себя ни о чем его не спрашивать и не устраивать сцен. Она воспринимала его, как неожиданный погожий день посредине хмурой осени. Случайно сквозь облака выглянуло солнце и согрело своим теплом душу. О чем его спрашивать или за что укорять? С возрастом понимаешь, что нужно лишь остановиться и, раскинув руки, впитать все, наслаждаясь каждым мгновением.

— А вот и наш «Данте», — стараясь скрыть свое волнение, беззаботно прощебетала Биатрис. — Промедление смерти подобно.

И действительно, официант принес на большом подносе под блестящим колпаком, что используют для основных блюд, две небольшие изящные чашечки. Быстро поставив их перед посетителями, он чиркнул зажигалкой. Неяркие язычки пламени вспыхнули над черным кофе и растаяли. Биатрис тут же взяла свою чашечку и, прикрыв глаза, сделала меленький глоток.

— Обожаю «Данте», — тихо произнесла она.

— Божественно, — следом за ней прошептал грек.

Какое-то время они сидели молча, отдавшись наслаждению. Биатрис догадывалась, что сейчас они испытывают одинаковые эмоции, и стремились продлить это очарование. С возрастом единение душ гораздо важнее физическая близость в юности. Ощущение того, что родной человек думает и чувствует так же, приносит особую радость. Счастливы те, кто на склоне лет сумел построить вокруг себя осенний парк, где можно подолгу бродить бесконечными тропинками среди угасающей пышной красоты, и слышать, как листва, словно годы, шуршит под ногами, но это не вызывает страха одиночества, а лишь тихую грусть о неизбежном.

— Прости, — потревожил ее мысли грек. — Данте был родом из Флоренции?

— Да. Как и Боккаччо, да Винчи, Микеланджело, Галилей, Россини. Они и остались здесь. Все, кроме Боккаччо, похоронены в Санта Кроче.

— Это такая белоснежная церковь с шестиконечной звездой наверху?

— Да. Пожалуй, это самая ажурная готическая базилика во Флоренции. Деталей, к сожалению, не помню, но точно знаю, что ее фундамент заложил наш общий знакомый, чьи автографы ты раздавал молоденьким девушкам на площади Синьории.

— Арнольфо? — оживился Демис. — Я сразу ощутил нечто родственное меж нами… Как ты думаешь, он простил бы меня за такую вольность?

— Ну, не знаю… — итальянка была настроена добродушно.

— Не знаю, было ли принято в тринадцатом веке раздавать автографы, а вот за нескромность по отношению к юным прелестницам можно было бы и держать ответ.

— Ты знаешь, мне иногда кажется, что это было мое время, — грустно вздохнул грек. — Прекрасные дамы, дворцовые интриги, кружева на расшитых золотом бархатных камзолах и шпага как верховный судия.

— А также возможность быть отравленным за неосторожный взгляд и костры инквизиции…