Александр Асмолов - Сказки Дальнего леса

Иллюстрации: фотохудожник ВАЛЕРИЙ КОНОВАЛОВ

Медвежонок проснулся потому, что было жарко. В уютной берлоге, кроме него, спала мама – большая медведица Тамара и две близняшки – Земляничка и Малинка. Они всегда держались вдвоем и почти никогда не отходили от мамы. Вот и сейчас они, как два теплых калачика, уткнулись в мамины бока. Ей и без них было жарко, а они двумя маленькими паровозиками у маминой станции сопели так, что пар поднимался с обеих сторон. Мама не могла их отодвинуть, она только раскинула свои большие добрые лапы и слегка похрапывала. Холодная зима заканчивалась, но просыпаться было еще рано.

Медвежонок опять закрыл глазки. Ему только что снился такой чудесный сон, что расставаться с ним очень не хотелось. Сон еще бродил где-то внутри, ожидая, когда медвежонок его досмотрит. О, это был не сон, а просто сказка об одном теплом сентябрьском вечере. Тогда в лесу было необычно тихо. Еще с утра все будто прислушивались и принюхивались к теплому дню, случайно зашедшему к ним из другого леса. А когда солнце начало прятаться за Рыжую гору, лесной народ и вовсе притих, чтобы не обидеть этого необычного гостя, надеясь, что он как-нибудь заглянет к ним еще разок. Медвежонок в тот вечер пробрался вслед за уходящим днем на самую опушку леса. Он не рискнул идти один дальше и залез на большое поваленное дерево, чтобы посмотреть, куда уходят теплые дни. Теперь-то он точно знал, что они забирались на самую верхушку Рыжей горы и где-то там засыпали. Наверное, у них там тоже была норка. Ему даже показалось, что солнышко мигнуло ему тогда, намекая, что он молодец и все уже знает.

На смену теплому дню пришел теплый вечер. Он был похож на своего брата – такой же теплый и тихий, но видно было, что он очень любил играть в прятки. Первым делом он спрятал солнышко за Рыжую гору, потом укрыл тенью траву на косогоре и кусты на опушке. Ручей, что петлял внизу между извилистых берегов, почти сливался с ними. Медвежонок не знал, как ему это удавалось, но когда белый туман стал стелиться над заливным лугом вдоль ручья, он даже прижал ушки и приник к дереву, на котором сидел. Ему стало боязно – а вдруг и его туман накроет и он не найдет дорогу домой. Пропадет. Навсегда.

Медвежонку захотелось с кем-нибудь поменяться этим впечатлением – вот ты сейчас есть, а потом – бац, и тебя не видно. Он даже огляделся по сторонам, но никого подходящего не увидел. Эх, жаль! Вообще-то медвежонок очень любил меняться – разными историями, выдумками, впечатлениями, сказками, но больше всего на свете он любил меняться снами. У него в запасе было много снов – летние, вкусные, страшные, смешные, загадочные и совершенно необычные. Эти были самыми любимыми, они снились очень редко, и медвежонок их никому не рассказывал и не предлагал поменяться. Остальных же у него было предостаточно, и он всегда приставал к кому-нибудь, чтобы «махнуться».

Бегать, кувыркаться, лазать по деревьям медвежонок научился быстрее всех, а говорить стал гораздо позже. Сестрички-близняшки хихикали над ним, когда он вместе с мамой нараспев повторял что-нибудь. И первое, что у него получилось, было слово – м-меня. То ли он хотел что-то сказать о себе, то ли предлагал меняться, этого так никто и не узнал. Но потом все привыкли, что медвежонок постоянно предлагал поменяться с кем-нибудь, поэтому его так и прозвали – Ме́ня. С ударением на первый слог.

Родственникам со всего леса быстро надоели его глупые предложения, и Ме́не пришлось догонять какого-нибудь зайчишку или лисенка, чтобы предложить поменяться. Дрожа от страха, несчастный выслушивал медвежонка и соглашался на все, только бы его отпустили. Тогда Ме́ня усаживался поудобнее и начинал рассказывать какую-нибудь историю. При этом он держал своего собеседника за лапу, чтобы тот не дал деру. Выслушав ответный рассказ, Ме́ня обычно оценивал историю. Если ему казалось, что его пытаются обмануть, он требовал новую байку. Когда же ему рассказывали что-то интересное, он отпускал собеседника и, прислонившись спиной к дереву, мечтательно закрывал глаза. За этим занятием медвежонок проводил очень много времени, представляя себя в услышанной роли, за что ему частенько доставалось от мамы. Правда, он знал, что сестренки зря его дразнят, и мама любит его больше всех на свете. Даже нашлепав его, она потом прижимала медвежонка к себе и ласково лизала большим теплым языком. Ме́ня какое-то время обиженно сопел ей в ухо, но потом прощал, и они в знак примирения и вечной любви, обнявшись, кувыркались по полянке. От этого становилось так весело и хорошо, что он на какое-то время становился послушным учеником. Правда, ненадолго.