Роберт Блох - Психопат

Нет, все ее планы были чистым бредом.

Но сейчас уже слишком поздно, ничего изменить нельзя.

А может быть, нет?

Может быть, так: она сейчас выспится – долгие десять часов отдыха. Завтра – воскресенье; если она покинет мотель примерно в девять утра и поедет прямо домой, то возвратится в город в понедельник, ранним утром. Еще до того как вернется из Далласа Лила, до того как откроется банк. Она положит деньги в банк и сразу отправится на работу.

Конечно, она страшно устанет. Но это не смертельно, и никто никогда ни о чем не узнает.

Оставалась еще проблема с машиной. Тут придется придумать какое-то объяснение для Лилы. Она может сказать ей, что поехала в Фервилл, потому что решила нанести неожиданный визит Сэму и провести с ним уикэнд. Машина сломалась, и она была вынуждена отбуксовать ее: ей сказали, что потребуется новый двигатель, поэтому Мери решила обменять ее на эту старую развалину и вернуться домой.

Да, звучит правдоподобно.

Конечно, когда она подсчитает убытки, вся поездка обойдется ей где-то в семьсот долларов. Столько стоил ее седан.

Но эту цену стоит заплатить. Семьсот долларов – не так уж много за то, чтобы снова обрести рассудок. Рассудок, нормальную жизнь и надежду на счастливое будущее.

Мери поднялась на ноги.

Так она и сделает.

Она тут же почувствовала себя высокой и сильной, снова вернулась уверенность. Все оказалось очень просто.

Если бы Мери была набожной, она бы произнесла про себя молитву. Но в тот момент ее охватило странное ощущение, будто все, что произошло, было предопределено, – так, кажется, это называется? Будто все события сегодняшнего дня просто должны были случиться. То, что она выбрала неправильную дорогу, приехала сюда, встретила этого несчастного толстяка, стала свидетелем его странной речи, последняя фраза которой словно отрезвила ее.

Ей даже захотелось подойти к нему и расцеловать, но потом она, засмеявшись, представила себе, как он воспримет такое проявление благодарности. Несчастный чудак скорее всего хлопнется в обморок!

Она опять хихикнула. Приятно снова чувствовать себя высокой и сильной; ну-ка, посмотрим, сможет она теперь уместиться под душем? Именно это она сейчас и сделает – примет настоящий горячий душ. Станет под струящуюся воду и будет стоять, пока не смоет всю грязь с тела, а потом с души. Очистится Мери. Станет белой как снег…

Она вошла в ванную, сбросила туфли, пригнувшись, стянула чулки, потом подняла руки, сняла через голову платье, швырнула его в комнату. Платье упало на пол – наплевать. Медленно расстегнула бюстгальтер, взмахнула рукой, так что он описал красивую дугу в воздухе, и разжала пальцы. А теперь трусики…

Она постояла немного перед зеркалом, внимательно изучая себя. Что ж, по лицу можно дать двадцать семь, но тело у нее двадцатилетней девушки. Хорошая фигура. Чертовски хорошая фигура. Сэму понравится. Хорошо бы он сейчас стоял рядом и любовался этим телом. Пережить еще два года ожидания будет трудно, страшно трудно. Но она потом сумеет наверстать потерянное время. Считается, что женщина полностью достигает половой зрелости лишь к тридцати годам. Надо будет проверить.

При этой мысли Мери снова захихикала как девчонка; нанесла воображаемый удар противнику и отскочила, послала отражению воздушный поцелуй и получила такой же в ответ. Потом встала под душ. Вода была очень горячей, пришлось подкрутить кран с холодной водой. В конце концов она полностью открыла оба крана, так что теплая волна словно затопила все вокруг.

Вода лилась с оглушительным шумом, комнату начали заволакивать клубы пара.

Из-за этого она не услышала, как открылась дверь, как по полу прошелестели чьи-то шаги. И когда занавеска, закрывавшая душевую, раздвинулась, клубы пара. сначала скрыли лицо.

Потом она заметила его – просто лицо, глядевшее на нее сквозь ткань, словно маска, парящая в воздухе. Шарфик закрывал волосы, и глаза, бессмысленно пялящиеся на нее, казалось, сделаны из стекла, но это была не маска. Кожа, покрытая толстым слоем пудры, была мертвенно-белой, два пятна лихорадочно-бурого цвета горели на щеках. Это была не маска. Это было лицо полоумной, обезумевшей старухи.

Мери начала кричать, но тут занавеска раздвинулась шире, из клубов пара возникла рука, держащая огромный мясницкий топор. Этот топор мгновение спустя оборвал ее крик.

И отрубил голову.

Как только Норман вошел в контору, его начало трясти. Это была реакция, конечно. Слишком много всего произошло и слишком быстро. Он больше не мог держать это в себе, как в бутылке.