Дэвид Боукер - Отходная молитва

— Я тут шел мимо и подумал, а не заглянуть ли мне к вам… на огонек.

Снова воцарилось молчание. Все трое натужно соображали, что сказать дальше. В словах Герейнта сквозило нахальство. За всю их совместную службу они с Линн обменялись не более чем десятком слов, и то не слишком учтивых. Более того, когда последний раз они встретились в коридоре, Джон даже не удосужился кивнуть в ответ на ее приветствие. Так что вряд ли это дружеский визит.

Первым опомнился Йен. Пытаясь изобразить гостеприимного хозяина, он произнес:

— Может, лучше вернемся в кабинет? Я сейчас принесу что-нибудь выпить.

Линн поспешила загладить оплошность мужа.

— Как, разве он еще не предложил тебе чаю?

Заместитель главного констебля пожал плечами.

— Ничего страшного, — начал было Герейнт, хотя за этой фразой наверняка скрывалось нечто вроде: "Разумеется. От этого сукиного сына, твоего муженька, дождешься…"

Линн с укором посмотрела па Йена:

— От тебя порой никакого толку.

— Ну хорошо, я сейчас заварю чай, — заторопился Йен.

— И нам тоже, — обрадовалась Джейн. — Пап, мы тоже хотим.

— И для тебя, моя крохотулечка, — ответил он, глупо утрируя местный акцент. Затем, изображая учтивость, обратился к гостю: — Мистер Джон, чай или кофе? Или, может, что-то покрепче?

— Виски с содовой, если вы не против.

— А мне чай, — ответила Линн, перебивая мужа на полуслове.

Йен вернулся на кухню, дети увязались за ним. Линн вслед за гостем последовала в кабинет. Там, на спинке кресла, лежало его пальто. На спинке ее кресла.

— Честное слово, — вновь начала она, — даже поверить не могу, что Йен ничего тебе не предложил. Сколько же ты прождал здесь?

Осторожно усаживаясь в кресло, Герейнт ответил:

— Минут двадцать. (И опять эта ехидная улыбочка, означавшая "Долго. А этот твой олух-муженек, жмот, каких свет не видывал, не предложил ни рюмки".)

Линн села на стул и принялась разглядывать гостя — мощная шея, плечи ей под стать, седая голова, волосы коротко подстрижены, сбоку пробор. Парикмахеры не иначе как сговорились — стригут всех полицейских под одну гребенку.

Ощутив себя по-настоящему гостем, Герейнт, кажется, немного расслабился и поправил запонки. Линн уловила легкий запах одеколона, кстати, хорошо ей знакомый — "Букет Бленгейма". Запах больших денег и мужского самомнения.

Словно предчувствуя вопрос, Герейнт первым перешел в наступление:

— Мне ужасно неудобно, Линн. Я, конечно, не вовремя. Но мне необходимо поговорить с тобой.

— Если не ошибаюсь, ты сказал, что все в порядке, — возразила она, с трудом сдерживая раздражение.

— Пока да, — ответил он с улыбкой.

— Так зачем ты пришел? Будь добр, объясни, в чем дело.

— Из-за Вернона. Сказать по правде, что-то он мне не нравится.

Линн кивнула, хотя не могла прочитать на его лице никакой озабоченности. Скорей на нем застыло выражение деланного дружелюбия. Так обычно выглядят немолодые манекенщики в журналах по вязанию.

— Ты уделишь мне несколько минут?

— Разумеется. — Что еще она могла сказать? — Я не на службе, так что давай валяй… сэр.

— Надеюсь, мне не нужно напоминать тебе: все, что я скажу, — совершенно секретно. — Его глаза на мгновение вспыхнули злобой, однако ее тотчас сменила обычная фальшивая доброта.

— Да нет, уж будь добр, напомни, — съязвила Линн, отметив про себя, что газ в камине горит на полную мощность. Он что, сам его включил? Вот это нахальство.

Герейнт как ни в чем не бывало принялся выковыривать из-под ногтей грязь, бросая ее на ковер.

— Почему бы тебе не снять шарф?

— Мне и так хорошо.

Собственно говоря, Линн сама собиралась сделать это, но теперь получится, будто она снимает шарф по его команде. Ну нет.

— Итак, Вернон, — продолжал Герейнт. — Ты же знаешь, он мой старый друг. В молодости мы начинали вместе. И сейчас вращаемся в одном кругу. Хороший парень.

— Согласна.

— Именно поэтому я и пришел к тебе. Наш Вернон — натура неуживчивая. С ним не каждый найдет общий язык.

— Я уже заметила.

— Да и дело, которым вы сейчас занимаетесь… Словом, кое-кто не хочет, чтобы он в нем участвовал.

Такого Линн никак не ожидала. Наверняка на лице ее отразилась полная растерянность.

— Что ты несешь?

Герейнт уставился в ковер, затем, словно плохой актер в "мыльной опере", попытался изобразить сожаление.

— Речь идет о нашем общем друге. Я тебе говорю это по секрету. Мне пришлось побороться, чтобы Вернона не отстранили от расследования.