Леонид Каганов: Молитва микроба

— Теле-ви-и-зор! Ма-а-а-а…

— Сейчас включим, Катюшенька, доктор уже уходит, укройся.

— Включите ей пока и давайте выйдем в коридор, у вас телефон в коридоре кажется?

— Да, и в большой комнате, пятый день уже сорок, ничем не сбивается, я ей сначала бисептол давала, а потом Корягина выписала от кашля…

— Это Корягина сказала, что у нее грипп?

— Да, она каждый день к нам заходит, вот только сегодня…

— Я без рентгена ничего сказать не могу, но у меня очень нехорошее впечатление — похоже на тяжелейшую левостороннюю пневмонию. А этот черный язык — это общая интоксикация. Необходимо ее сию же минуту отправить в больницу, сделать рентген, и если, не дай Бог, это действительно пневмония, немедленно — тут каждая минута важна, речь идет просто о жизни — немедленно в реанимацию, под капельницу, форсированный диурез и колоть самые сильные антибиотики. Самые сильные антибиотики…

Я двумерный. Представь себе пластиковую ложку, ослепительно-желтую, гладкую со всех сторон, вытянутую ложку. Затем слегка скрути ее, чувствуя шелест напружиненных желтых молекул, и немного прогни назад, в спине. Вот в самой середине этой гладкой, солнечной ложки, в той точке, где в следующую секунду она щелкнет и разлетится на две сияющие половинки — в этой точке находится мое Я. Вообще-то Я и есть вся ложка, мое тело — это моя мысль, Я мыслю формой, Я плавно перетекаю, с тихим звоном собираю свою мысль в солнечный пористый шарик, затем, булькнув, отливаюсь спиной в трепещущую желтыми отражениями каплю, затем вытягиваю ноги и Я снова ослепительная, напружиненная, звенящая в пространстве ложка.

Я бессмертный. Я прожил невероятное количество жизней, я менял оттенки от бестелесно-прозрачного до огненно-оранжевого, Я с хрустом сворачивался в бархатный клубок и засыпал на долгое-долгое время, затем просыпался и снова мыслил формой, потом Я двоился и один Я отодвигался и уходил, а вторым оставался Я и всегда Я.

Я живу в мире ярких красок, гулких звуков, причудливых форм и простых предметов. Простых, потому что каждый предмет, будь то Вкусный Шар или даже Свернутая Этажерка, всегда и внутри и снаружи состоит из одного вещества. Да и иначе нельзя — мы ведь живем в двумерном мире. Вперед-назад и вправо-влево. Пойдем влево. Оранжевый сужающийся тоннель с фиолетовыми вспышками. Много времени назад мы двигались по такому же тоннелю и наши тела сияли в такт, и движения наши звенели и множились эхом под сводами — был праздник. Колдун Оун остановился и остановились мы. Колдун начал показывать нам мысль и мы повторяли ее, Оун говорил о том, что наш мир бесконечен и каждый из нас — несет в себе его свет, Оун говорил, что Создатель сотворил этот мир и благословил всех живущих в нем. В первый миг он сотворил твердь и пространство и отделил твердь от пространства и дал тверди право быть формой, а пространству — право облегать твердь и быть для нее звуком и цветом. Во второй миг он отделил яркие краски от блеклых и назвал яркие цвета — светящимися, а тусклые — отражающими. В третий миг он сотворил живых существ и дал им право тверди — быть формой, и право пространства — быть цветом и звуком. А в четвертый миг Создатель увидел дело свое и решил, что это хорошо и достаточно для начала, а все остальное появится само без его помощи. И он ушел на покой, чтобы не мешать Миру идти своей дорогой. Оун всегда говорил очень красиво и ясно. Потом он заболел боковой внедрилкой и умер.

Оранжевый тоннель все тоньше, он пульсирует и бьется все быстрее, все ярче вспыхивают фиолетовые искры, тают в пространстве, переливаясь в постоянный трепещущий гул, впереди точка — конец тоннеля. Я мыслю себя маленьким. Я все тише и тоньше, Я прозрачен как острие иглы, Я все короче, как высыхающая капля. Я — ничто, Я почти тишина, Я почти не свечусь и не отражаю света, меня все меньше, а пространства вокруг все больше. Я крохотная тень в оглушительном пространстве. Я прохожу в русло тоннеля. Вспышка — я снова на свободе. Можно расти и звучать. Я ослепительно желтый и большой. Я шар, я канат, я ложка. Я гладкий, бархатный и острый. Я — до, Я — ля, Я — ми. Куда идем? Прямо — вон к тем изумрудным конструкциям, там еда. В нашем мире всегда много еды. Очень давно, наверно триста делений назад еды было мало, а нас много и тогда вперед вышел Старейшина Уали и велел разделить остатки найденной еды так, чтобы всем хватило поровну, а затем указал путь и мы двинулись вправо и двигались долго, пока не нашли еды вдоволь. Тогда собрался Совет на котором были Уали, Оун, Ноои и другие мудрецы, пережившие несколько тысяч делений. И они решили остаться тут и всем разбрестись. Это были мудрые старейшины. Потом они все по очереди заболели боковой внедрилкой и умерли.