Линкольн Чайлд - Обсидиановый храм

Он глубоко вздохнул и продолжил.

– Когда я был в тюрьме, Диоген соблазнил Констанс, а затем бросил ее, оставив жестокую записку, в которой говорилось, чтобы она покончила с собой, но не смела жить со стыдом. В ответ Констанс отправилась за Диогеном, обуреваемая всепоглощающей яростью. Она преследовала его по всей Европе и, наконец, догнала на острове Стромболи. Там она сбросила его в поток лавы, вытекающей из вулкана.

Лонгстрит не выдал никакой эмоциональной реакции, лишь слегка приподнял кустистые брови.

– Мы с Констанс считали, что Диоген погиб. И за минувшие годы у меня не было оснований полагать иное. До последних дней в Эксмуте.

– Он связался с тобой? – спросил Лонгстрит.

– Нет. Но я видел его или думал, что однажды видел, наблюдающим за мной издали. Позже я нашел веские доказательства того, что он находится поблизости. Но прежде чем я смог что-либо предпринять в отношении него, меня унесло в море, и я попал в плен. Несколько недель спустя, оказалось, что… – Пендергаст прервался, чтобы подобрать слова… – Диоген сумел снова увлечь Констанс.

– Увлечь?

– Все доказательства указывают на то, что он либо похитил ее, либо чем-то ее опоил, либо как-то использовал Стокгольмский синдром, превратив ее в свою сообщницу. Как бы там ни было, надежный свидетель видел, как они уезжали – можно даже сказать, убегали – вместе из моей резиденции на Риверсайд-Драйв два дня назад.

Лонгстрит нахмурился.

– Стокгольмский синдром предполагает активное участие с ее стороны. При похищении подобного бы не происходило. Между этими понятиями большая разница.

– Данные свидетельствуют о том, что Констанс активно участвовала в своем похищении.

Офис погрузился в тишину. Лонгстрит положил на стол свои длинные узкие руки и опустил на них свою достаточно крупную лохматую голову. Пендергаст остался неподвижен, как мраморная статуя, продолжая сидеть в старом кресле. Прошло много времени. Наконец Пендергаст откашлялся, прочистив горло.

– Прошу прощения, что раньше я не поделился этими подробностями с тобой, – сказал он. – Они слишком болезненные. Унизительные и оскорбительные. Но… сейчас мне нужна твоя помощь. Я помню о клятве крови, которую все мы принесли. Раньше мое присутствие духа и хладнокровие подводили меня, в случаях, когда дело касалось Диогена. Но теперь я понимаю, что есть только один выход: мой брат должен умереть. Мы должны работать вместе, чтобы выследить его и сделать так, чтобы он не пережил арест. Это, как ты сказал, мы обязаны сделать ради Майка Декера, и убедиться, что его убийца получил по заслугам раз и навсегда.

– А что с девушкой? – спросил Лонгстрит. – Констанс?

– Она должна остаться невредимой. Мы сможем оценить степень ее причастности после того, как Диоген будет мертв.

На несколько секунд Лонгстрит погрузился в раздумья, а затем, молча, он протянул через стол руку.

Так же тихо, без слов, Пендергаст пожал ее.

Лодка легкими движениями разрез а ла черную гладь воды, а теплый воздух шевелил волосы Констанс цвета красного дерева и играл ее длинным платьем. Она откинулась на бирюзовое мягкое сиденье рядом с Диогеном, который был за рулем. Они направили свою яхту из Саус-Бич-Харбор в место под названием Аппер-Шугалоф-Кей. Там, в бунгало, укрытом среди сосен на воде, они обменяли ее на меньшую лодку с небольшой осадкой. Диоген рассказывал о ней в благоговейных тонах: девятнадцатифутовый гоночный катер «Крис Крафт» [133] «Крис Крафт» (Chris-Craft) – известная американская судостроительная компания с богатейшим опытом производства, множеством наград и признанием знаменитостей, среди которых такие фамилии как Вандербилты и Форды, а также президент Франклин, Рузвельт и Кеннеди. , построенный в 1950 году, который он восстановил, оборудовав его новыми бортами, новыми палубами и тщательно отреставрированным двигателем. Название лодки, написанное черным цветом на золотом фоне, гласило «ФЕНИКС», а ниже «ХАЛСИОН-КИ».

Теперь, когда они приближались к месту назначения, с Диогеном произошли значительные перемены. Если поначалу он был крайне немногословен, то теперь стал гораздо более общителен, если не сказать болтлив. В то же время его обычно напряженное лицо смягчилось и расслабилось, а его выражение можно было назвать почти мечтательным – это стало самой разительной переменой по сравнению с его обычно острым и бдительным взглядом. Ветер шевелил его короткие, рыжеватые волосы, а глаза слегка щурились, глядя вперед. Изображая Петру Люпея, он, среди прочего, прикрывал свой мертвый голубой глаз цветной контактной линзой, но Констанс заметила, что в какой-то момент он вынул ее, возвращая глаза к своему двухцветному внешнему виду, а также успел удалить краситель со своих волос. Его «Ван Дайк» уже начал отрастать. Казалось, что вся его манера поведения тоже изменилась, физически превратившись в того Диогена, каким она его запомнила почти четыре года назад, но душевные отличия были явно налицо: исчезли резкость, высокомерие и саркастичность.