Линкольн Чайлд - Обсидиановый храм

Он пребывал в приподнятом настроении. Этот парень – Лонгстрит – пошел на уступки. И быстро. Филипов был прав: они действительно взяли ФБР за яйца. Удивительно, как легко они подчиняются, когда у кого-то в руках находится один из их лучших агентов. Было бы это какое-то другое ничтожество, они бы и ухом не повели. Что ж, повезло, что Пендергаст так для них ценен.

Завтра, отправившись на Манхэттен, его подельник Далька своими глазами сможет убедиться, насколько серьезно ФБР относится к предстоящей сделке.

Мягкое эхо от признания Диогена медленно затихло, оставив комнату в тишине.

Констанс на мгновение потеряла дар речи. Сказанное им казалось искренним: и выглядело, как чистосердечное признание в любви. Но она быстро стряхнула с себя это обманчивое наваждение. Однажды Диоген уже унизил ее, использовав на ней свою мастерскую способность лгать. Сейчас, должно быть, происходила реприза. Второе исполнение все той же пьесы.

Но даже когда эта мысль заняла главенствующее положение в ее сознании, она спросила себя: с чего он взял, что снова добьется успеха на этом же поприще? Она не понаслышке знала, что Диоген не способен на любовь.

… Констанс, я не просто восхищаюсь тобой, но я боюсь тебя.

… Мы похожи друг на друга гораздо больше, чем нам изначально казалось. И в некоторых областях ты существенно меня превосходишь. Что ж, неудивительно, что мое почтение к тебе настолько выросло.

– Если то, что ты говоришь – правда, то твое чувство придаст тебе смелости выйти ко мне. Покажись.

Эта просьба была встречена мгновением тишины. Затем Констанс услышала, как позади нее чиркнула спичка. Она обернулась. И он был там – стоял перед завешенным гобеленами входом в музыкальную комнату. Он коснулся спичкой висевшего на стене факела, масляный конец которого моментально занялся пламенем, распространяя свет, после чего, Диоген, не сводя с нее глаз, слегка поклонился и скрестил руки на груди.

Он выглядел почти так же, как помнила Констанс: тонкие черты, столь похожие на черты его брата, но все же существенно отличающиеся. Благородный подбородок, красиво очерченные бледные губы, обрамленные аккуратной рыжеватой бородкой и странные двуцветные глаза – ореховый и голубой. Единственное отличие от образа, запомнившегося Констанс, заключалось в уродливом шраме, ныне омрачавшем изысканное совершенство его левой щеки, проходя по ней от линии роста волос до самой челюсти. Бутоньерка в виде орхидеи явно неслучайно была заправлена в карман его пиджака – та самая Cattleya Constanciana, бело-розовый цветок, названный в ее честь.

Констанс уставилась на гостя, ошеломленная внезапным воскрешением этого призрака из своего прошлого. И тут же она сорвалась с места и, подобно летучей мыши, метнулась в его сторону, держа стилет в поднятой руке и целясь ему в глаза.

Но Диоген ожидал этого. Ловким движением он уклонился от удара, и лезвие промелькнуло мимо него. Далее молниеносным выпадом он перехватил стальной хваткой ее запястье и дернул девушку на себя, попутно прижимая вооруженную руку к ее телу, чтобы обезопасить себя от клинка и одновременно схватить второе запястье. В конце концов, Констанс оказалась окончательно обездвижена и заключена в его тесные объятия так, что на мгновение действительно почувствовала себя его возлюбленной. Но тут он резко надавил на сустав ее руки, и стилет со звоном упал на пол, рассеивая иллюзию.

Она и забыла, насколько он быстр и силен.

Девушка попыталась извернуться и вновь атаковать его, приложив к этому всю свою силу. Но тщетно.

– Я отпущу тебя, – пообещал он спокойным, ровным голосом, – если ты меня выслушаешь. Это все, о чем я прошу: чтобы ты меня выслушала. И тогда, если ты все равно захочешь убить меня, так тому и быть.

Напряженное ожидание заполнило комнату. Наконец, совладав с волной гнева, Констанс кивнула.

Отпустив одну ее руку, Диоген нагнулся, чтобы поднять стилет. На мгновение Констанс ощутила порыв ударить его коленом по лицу, но она отринула эту мысль как нецелесообразную: физически он во много крат превосходил ее. Возможно, вместо этого стоило позволить ему высказаться.

Диоген снова поднялся. Он отпустил вторую руку Констанс и отступил от нее на шаг. Она застыла, тяжело дыша. Щеки ее залил предательский румянец. Напротив нее в свете настенного факела неподвижно стоял Диоген Пендергаст, словно ожидая ее реакции.

– Итак, ты сказал, что влюблен в меня, – вымолвила она мгновение спустя. – Неужели ты самоуверенно полагаешь, будто я способна в это поверить?