Линкольн Чайлд - Обсидиановый храм

Повисла краткая пауза.

– Так вот, правда заключается в том, что было время, когда я отчаянно хотел видеть страдания своего брата. Я мечтал, чтобы ему воздалось сполна за то, как я пострадал от него в детстве. В то время я считал тебя – прости мою грубость – всего лишь неким орудием, с помощью которого я мог бы уничтожить Алоизия. Видишь ли, Констанс, тогда я совсем не знал тебя .

В абсолютной темноте, с босыми ногами, одетыми в одни чулки, она сделала тихий шаг в направлении его голоса. Затем еще один.

– Я действительно был сильно ранен после падения в вулкан. И пока проходили месяцы реабилитации, у меня было много времени на то, чтобы обдумать случившееся. Поначалу я планировал отомстить вам обоим. Но затем – и, Констанс, это произошло так внезапно, что было похоже на упавшие шоры – все переменилось. Я осознал, что внутри моего гнева покоятся еще несколько эмоций. Мои истинные чувства.

Она молчала. Диоген уже и раньше использовал с ней подобные слова. Тогда, в прошлом, они возымели необходимый ему эффект. Она же выпила те слова, как иссушенный сад выпивает нечаянно пролитую воду.

– Позволь мне объяснить, почему я чувствую – и я не могу подобрать слова лучше – почтение к тебе. Во-первых, ты единственный человек из всех, кого я знаю, кто может соперничать со мной по уровню интеллекта. Возможно, я даже завидовал тебе в этом. Во-вторых, ты победила меня. Я не могу не уважать этого. Я совершил ошибку, поступив с тобой подобным образом, но потом меня поразила твоя неудержимая целеустремленность и сила духа, когда ты отправилась за мной в погоню. Это привело меня в восторг.

Еще один шаг вперед.

– Я испытываю к тебе благоговение. И уважение. На этой земле мало людей, которых бы я уважал – как среди живых, так и среди мертвых. Ты – одна из них. И благодаря моему предку, доктору Еноху Ленгу, ты прожила долгую и насыщенную жизнь. Его эликсир сохранял твою молодость более ста лет. Лишь после его смерти ты начала нормально стареть. И результатом всего этого стало то, что ты могла обучаться в шесть раз дольше и больше, чем любой другой человек.

Диоген посмеялся над этим своим наблюдением. Однако в этом смехе не слышалось злобы или сарказма. Нет, скорее, это был легкий, добросердечный смех.

– Есть кое-что еще, что кажется мне весьма привлекательным в твоей долгой жизни. То, как ты жила. Ты единственный человек, чья жажда знаний, мести и – не побоюсь этого слова – страсти поразила меня своей свирепостью. Констанс, я не просто восхищаюсь тобой, но я даже боюсь тебя. Я понял это, когда лежал и набирался сил после ранений в небольшой хижине близ Джиностры на склоне вулкана и слушал рокот Стромболи. Это было унизительное открытие, потому что до этого я никогда не боялся ни мужчин, ни женщин. Теперь я боюсь одной-единственной женщины .

Совершенно бесшумно она сделала следующий шаг, и почувствовала, что он стоял там, прямо перед ней. Еще один шаг, и она сможет…

– И это подводит меня к следующему моменту, который я считаю жизненно важным для понимания нашей с тобой связи: ты мать моего сына .

В полной тишине Констанс совершила выпад и пронзила стилетом всего лишь воздух.

– Ах, Констанс. Это меня огорчает. Но я не виню тебя.

Неподвижно застыв, она снова прислушалась к темноте. Источник звука переместился. Каким-то образом он предвидел ее действие и ушел от удара. Или же он был не насколько близко, как ей в тот момент показалось? Эхо, отражающееся от каменных стен комнаты и искажающееся бесчисленными дверями и воздуховодами в сочетании с тихим, мягким голосом Диогена, было для нее плохим союзником.

– Понимаешь ли, Констанс, я убежден, что ты – единственный человек, кто в глубине своей души способен разделить мой особенный взгляд на жизнь. Давай взглянем правде в глаза – мы отбросы. Мы мизантропы, скроенные из одного материала.

Потребовалось некоторое время, чтобы понять то, что имел в виду Диоген. И когда Констанс осознала услышанное, ее рука еще крепче сжала стилет.

– В этом суть, – продолжал Диоген. – Я был слеп. Я не видел, но теперь я прозрел . Мы похожи друг на друга гораздо больше, чем нам изначально казалось. А в некоторых областях ты существенно меня превосходишь. Что ж, неудивительно, что мое почтение к тебе настолько возросло.

Констанс на мгновение показалось, что Диоген собирается сказать что-то еще, но теперь мрак вокруг нее заполнился тишиной – тишиной, которая тянулась и продолжалась. Наконец, она сама нарушила молчание.