Линкольн Чайлд - Обсидиановый храм

– Что случилось? – повторила она, ведя его через столовую. – Где вы были?

– Это долгая история, – его голос звучал тихо, едва громче шепота. – Не могли бы вы помочь мне добраться до моей комнаты? Мне нужно прилечь.

– Конечно. Я принесу вам немного бульона.

– Констанс… – пробормотал он.

– Ее здесь нет. Я не знаю, куда она ушла, но думаю, что лейтенант д'Агоста сможет помочь это выяснить. Вы должны спросить его.

– Я спрошу.

– Но у меня есть замечательные новости. Или может быть, вы уже знаете? Мистер Пендергаст жив. В конце концов, он не утонул. Насколько я поняла, примерно неделю назад он ненадолго вернулся сюда, а затем снова ушел.

На несколько мгновений его потухший взгляд засветился.

– Хорошо. Это хорошо. Завтра я позвоню лейтенанту д'Агосте.

Они уже находились на середине приемного зала, когда Проктор внезапно остановился.

– Миссис, Траск?

– Да?

– Я думаю, что отдохну прямо здесь, если вы не против.

– Но позвольте мне хотя бы довести вас до дивана в библиотеке, где вам будет…

Но она даже не успела договорить, потому что Проктор ослабил хватку и медленно соскользнул на холодный мраморный пол, тут же погрузившись в глубокий обморок.

Одна неделя спустя.

3 декабря

Пендергаст отложил толстый фолиант, который читал – блестящий Дуглас Хофштадтер [203] Дуглас Роберт Хофштадтер (род. 15 февраля 1945, Нью-Йорк) – американский физик и информатик; сын лауреата Нобелевской премии по физике Роберта Хофштадтера. Получил всемирную известность благодаря книге "Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда", опубликованной в 1979 году и в 1980 году получившей Пулитцеровскую премию в категории "Нехудожественная литература". и его местами заумные «Гёдель, Эшер, Бах» – и взглянул на Констанс Грин. Она сидела напротив него с вытянутыми ногами и со скрещенными лодыжками, лежащими на кожаной скамеечке для ног, попивая чай «Меланж Эдиар» [204] "Меланж Эдиар" (англ. Hediard Mélange) – китайский листовой черный чай, деликатно приправленный бергамотом, лимоном и сладким апельсином, имеет полнотелый и восхитительный вкус. с молоком и сахаром, и смотрела на огонь в камине.

– Ты знаешь, что я только что понял, Констанс? – спросил он.

Она оглянула на него и приподняла брови в немом вопросе.

– В последний раз, когда мы вместе сидели в этой комнате, нас посетил Персиваль Лейк.

– Ты прав. И это, как говорится целая история, – и она вернулась к чаепитию и созерцанию огня.

Миссис Траск и Проктор тихо прошли через дверь библиотеки. Экономка уже давно оправилась от потрясения и была просто рада, что вся семья снова в сборе. Проктор тоже был похож на старую стоическую версию самого себя, и единственным оставшимся признаком, указывающим на перенесенные им испытания, стала небольшая хромота – как он объяснил, результат укуса льва и затяжного перехода почти в двести миль [205] 200 миль – примерно 320 км. по нехоженой пустыне.

– Простите, сэр, – обратилась миссис Траск к Пендергасту, – но я просто хотела узнать, можем ли мы что-нибудь сделать для вас, прежде чем отправимся ужинать.

– Ничего, спасибо, – сказал Пендергаст. – Если только ты чего-нибудь желаешь, Констанс?

– Нет, мне ничего не надо, спасибо, – последовал ответ.

Миссис Траск улыбнулась, слегка поклонилась и направилась к выходу. Проктор, как всегда, молчаливый, просто кивнул и тоже отправился на кухню вслед за ней. Пендергаст взял книгу и сделал вид, что возобновил чтение, тайком продолжая наблюдать за Констанс.

Она провела последнюю неделю в частной клинике Флориды, восстанавливаясь от ранений, которые получила в схватке с Флавией, и сегодня была ее первая ночь в особняке на Риверсайд-Драйв. На протяжении недели они говорили довольно много. И хотя каждый из них подробно рассказал свою историю о том, как они провели последний месяц, и все затянувшиеся недопонимания были сейчас полностью разъяснены, похоже, Констанс так и не пришла в себя до конца. По правде говоря, она не была похожа на саму себя, насколько мог судить Пендергаст: с тех самых пор как покинула Халсион, она вела себя не так, как обычно. Весь вечер она казалась обеспокоенной и задумчивой: то начинала играть пьесу на клавесине и бросала в самый разгар пассажа, то она брала книгу стихов и читала ее, но за полчаса, так и не переворачивала ни одной страницы.

Наконец, он опустил книгу и обратился к ней:

– Что тебя беспокоит, Констанс?