Линкольн Чайлд - Обсидиановый храм

Сейчас она часто и глубоко дышала.

– Я приняла решение остаться с ним.

– Еще один визит?

– Нет. Я буду жить с ним. В монастыре.

Пендергаст отложил книгу.

– Ты имеешь в виду, что покинешь Риверсайд-Драйв?

– Почему бы и нет?

– Потому что… – Пендергаст растерялся, – потому что мы…

Констанс резко поднялась.

– Что значит это « мы », Алоизий?

– Ты мне очень дорога.

– А я… я люблю тебя . Но в тот вечер в гостинице «Капитан Халл» ты ясно дал понять, что не отвечаешь мне взаимностью.

Пендергаст тоже начал вставать, но затем снова откинулся на спинку кресла. Он медленно провел рукой по лбу, и почувствовал, что его пальцы дрожат.

– Я… я тоже люблю тебя, Констанс. Но ты должна понять – я не могу позволить себе любить тебя в подобном смысле этого слова.

– Почему нет?

– Пожалуйста, Констанс…

– Почему нет , ответь ради Бога?

– Потому что это было бы неправильно… неправильно во всех смыслах. Констанс, поверь мне: я мужчина, я чувствую то же, что и ты. Но я твой опекун. Это было бы неправильно…

– Неправильно? – она рассмеялась. – С каких это пор ты заботишься о приличиях?

– Я ничего не могу поделать с тем, как меня воспитали, и с системой ценностей и нравов, которую прививали мне всю мою жизнь. И есть еще разница в возрасте…

– Ты имеешь в виду нашу разницу в возрасте в сто лет ?

– Нет. Нет. Ты – молодая женщина, а я…

– Я не молодая женщина. Я женщина, которая уже прожила намного дольше, чем ты когда-либо проживешь. И я пыталась подавить эти потребности, эти желания, которые чувствует каждый человек, но у меня ничего не получилось, – теперь ее голос снова стал спокойным, почти умоляющим. – Разве ты не понимаешь этого, Алоизий?

– Понимаю. Но… – Пендергаст совершенно растерялся и неспособен был выразить свои мысли. – Я не очень хорош в отношениях и боюсь, что если мы… позволим себе то, что ты предлагаешь… что-то может пойти не так. И я больше не буду тем человеком, к которому ты обратишься и которого будешь уважать, как своего опекуна и своего защитника…

Затем последовало долгое молчание.

– Значит, все решено, – спокойно сказала Констанс. – Я не могу здесь больше оставаться. Зная то, что знаю я, сказав друг другу все то, что мы только что сказали, продолжать жить под этой крышей, было бы для меня невыносимо, – она глубоко вздохнула. – До Дели есть рейс «Air France», вылетающий в полночь. Я проверяла сегодня днем. Если ты будешь так добр и дашь соответствующие распоряжения, я хотела бы просить, чтобы Проктор отвез меня в аэропорт JFK [206] JFK (англ. John F. Kennedy International Airport) – Международный аэропорт имени Джона Кеннеди – крупнейший международный аэропорт в США, расположенный в районе Куинс в юго-восточной части города Нью-Йорка, в двадцати километрах к юго-востоку от Нижнего Манхэттена. .

Пендергаст был потрясен.

– Констанс, подожди. Это так неожиданно…

Она быстро перебила его, ее голос задрожал.

– Пожалуйста, просто дай распоряжения. Я только соберу свои вещи.

Час спустя они стояли под козырьком парадного входа, ожидая, пока Проктор подаст машину. На Констанс было надето пальто из шерсти викуньи [207] Викунья (викуни, вигонь, лат. Vicugna) – вид парнокопытных млекопитающих семейства верблюдовых, обитающий на пустынных высокогорных плато южноамериканских Анд. Внешне викуньи напоминают ламу, но меньшего размера и более стройные. Шерсть викуньи очень легкая, прочная и обладает уникальными теплоизолирующими свойствами, а также она является самой редкой, тонкой и дорогой на свете. , а ее сумка Hermès Birkin [208] Hermes Birkin – сумка "Биркин", знаменитая модель дамской сумки торговой марки Hermès. Стоимость ее начинается от 9000 долларов США, но может достигать и шестизначных чисел, если сумка выполнена из кожи экзотических животных или инкрустирована драгоценными камнями. – подарок Пендергаста – висела на плече. Фары осветили фасад здания, и через минуту появился большой «Роллс». Проктор – его лицо представляло собой угрюмую маску – выбрался из машины и погрузил вещи Констанс в багажник, а затем открыл для нее заднюю дверь.

Она повернулась.

– Я так много всего хочу тебе сказать. Но я не буду. До свидания, Алоизий.

У Пендергаста тоже было множество мыслей, которые он хотел бы ей высказать, но в тот момент он просто не нашел слов. Он каким-то образом чувствовал, что его покидает часть его самого – и все же, казалось, что он был бессилен что-либо изменить. Казалось, он сам завел двигатель, который, как только стартовал, больше не мог остановиться.