Мария Барышева - Последнее предложение

Валерий взглянул на танцующих и поспешно отвернулся, яростно мазнув ладонью по небритой щеке и постукивая зубами от холода.

— …твою, кошмар какой-то!.. Ну невозможно не смотреть!.. Почему они, заразы, так хороши?! Тоже магия?

— Может, потому, что у Ленки чертовски здорово получались описания! — сердито отрезал Илья, и Роман почуял за этой сердитостью легкую зависть. Он раздраженно взглянул в переливающиеся сапфировые глаза, и Илья, дернув голыми плечами, кисло сказал:

— Знаете… мне очень страшно. Может…

— Пошли! — перебил его Савицкий. — Идем вдоль длинной стены и смотрим только себе под ноги.

— Только медленно, — упредил Илья. — Для них быстрые движения, как для…

Шум, донесшийся из-под потолка, заставил его рот захлопнуться, и все вскинули глаза на круглое отверстие в ледяном своде. Кто-то летел вниз по туннелю… определенно кто-то не один.

— Подгнивший десант подтягивается, — Роман отвернулся. — Пошли!

Они мелкими шагами добрались до стены, старательно зажимая уши, и двинулись вперед. Роман, шедший за Сергеем, краем сознания подумал, что со стороны, вероятно, все это выглядит довольно комично — скользящая на ледяном полу процессия из девушки и четырех полуголых мужиков, увешанных оружием, — и все дружно зажимают уши. Возможно, потом он посмеется над этим — потом, когда они дойдут до двери. Она казалась невообразимо далекой, и с каждым шагом словно еще больше отдалялась, словно зал растягивался или они стремительно уменьшались в росте. Он изо всех сил старался не смотреть на нее — перед ней то и дело мелькали гибкие тела тулларов, но взгляд тянуло туда, тянуло — к приоткрытой створке… и чуть в сторону — где движения полны изящества и холодной зимней магии… Роман до хруста сжимал зубы и смотрел в пол, а иногда и вовсе закрывал глаза, но взгляд был как непослушное живое существо — ему хотелось к танцующим — хотелось отчаянно. Музыка проталкивалась в уши, запускала бесплотные тонкие щупальца между пальцами и прижатыми ушными хрящами, и даже то — далекое, бессвязное, что доносилось до него — о, черт! — как же оно было прекрасно! И как же хотелось опустить руки и окунуться с головой в это серебристо-морозное, узорчатое, волшебное, а не довольствоваться тем, что сочилось по каплям… а оно становилось все громче, все ближе. Роман попытался наполнить свой мозг чем-то отвлеченным, перед его глазами начали проноситься дворцы, которые никогда не будут построены, какие-то видения из прошлого, приозерная поляна, заросшая ирисами, витрина ларька за углом его дома, чей-то ласковый шепот, целая галерея физиономий заказчиков, смета стройматериалов… но все это было расплывчатым и сразу же разваливалось на куски. Повернув голову, Савицкий взглянул на стену, но к своему удивлению почему-то не нашел ее рядом. Стена вдруг оказалась слишком далеко и с каждым шагом как-то косо удалялась все дальше. Ничего не понимая, он сонно мотнул головой и перевел взгляд на Сергея. Таранов, опустив руки, по диагонали шел на танцующих, словно уснув. Роман хотел закричать ему, чтобы тот зажал уши, но внезапно обнаружил, что его собственные руки безвольно болтаются вдоль бедер, и это неожиданно показалось ему страшно смешным. Музыка втекала в его мозг, и в ней уже не было прежней задумчивости — звонкая, веселая, она тянула неудержимо, словно чьи-то руки, приглашающие подключиться к общему веселью, и все ближе были кружащиеся тела, вот и Таранов уже скрылся, пропал среди танца, и кто-то золотоволосый промелькнул мимо и исчез среди музыки и узоров гибких движений, а вокруг были только танцующие — их изящные тела, то и дело вспархивающие в крутящемся прыжке, мечущиеся серебристые косы, прекрасные лица, глаза, как ледяные диски. Кто-то начал подхлопывать в ладоши — звонко, быстро — целая волна хлопков, танец стал резким, стремительным, музыка рассыпалась градинами и всплескивалась упруго до самого потолка… кажется, Рита так играла… и он все еще в «Морском дворце», и это она танцует со скрипкой, и это ее мелодия, но почему у нее такие ледяные глаза?..

Это была его последняя относительно связная мысль, а потом все утонуло, и вокруг только мелодия… кажется он сам стал одним из переливов этой мелодии — может, флейты, а может скрипки… и вокруг танцуют… так близко, и уже неважно все остальное… острые зубы под бледными губами, словно высеченные изо льда, острейшие серебристые полумесяцы на коротких рукоятках в тонких пальцах — все это неважно, все это лишь часть танца, даже выплеснувшаяся кровь тоже станет частью танца, нотой мелодии…