Стивен Кинг - Талисман

В директорском кабинете мистер Дафри обсуждал исключение из школы за мошенничество некоего Джорджа Хэтфилда с разъяренным – и богатым – отцом последнего, когда неожиданно – и в неурочный час – зазвонили колокола. А когда звон смолк, мистер Дафри обнаружил, что стоит на четвереньках, седые волосы падают на глаза, а язык вывалился изо рта. Хэтфилд-старший застыл у двери – вжавшись в нее спиной – с широко раскрытыми глазами и отвисшей челюстью. Ярость ушла, уступив место изумлению и страху. Только что мистер Дафри бегал по ковру на четвереньках и лаял, как собака.

Альберт Брюхан как раз собирался перекусить, когда зазвонили колокола. Он посмотрел в сторону окна, нахмурился, как хмурится человек, пытающийся вспомнить что-то вертящееся на кончике языка. Пожал плечами и вернулся к вскрытому пакету начос, кукурузных чипсов, покрытых сыром: мамочка только что прислала ему целую коробку. Внезапно глаза Альберта округлились. Он подумал – только на мгновение, но иной раз мгновения более чем достаточно, – что пакет полон толстых извивающихся белых гусениц.

И тут же лишился чувств.

Когда очнулся и собрался с духом, чтобы вновь заглянуть в пакет, стало понятно, что гусеницы ему привиделись. Галлюцинация. Разумеется! Что же еще? Тем не менее эта галлюцинация так и не отпустила Альберта. Всякий раз, вскрывая пакет с чипсами или срывая упаковку с шоколадного батончика, с колбасок «Слим джимс», с вяленого мяса «Биг джерк», он мысленным взором видел этих гусениц. К весне Альберт похудел на тридцать пять фунтов, начал играть в школьной теннисной команде и переспал с женщиной. Он не находил себе места от счастья. И впервые в жизни почувствовал, что, возможно, сумеет пережить мамочкину любовь.

Они все начали оглядываться, когда зазвонили колокола. Некоторые смеялись, другие хмурились, третьи рыдали. Где-то завыли собаки, и это всех удивило, потому что собаки на территорию кампуса не допускались.

Мелодия, которую выводили колокола, не входила в список запрограммированных записей, в чем позднее с неохотой признался комендант кампуса. В еженедельном издании школьной газеты какой-то остряк предположил, что кто-то из программистов уже начал готовиться к Рождеству.

Колокола играли мелодию песни «Вновь пришли счастливые денечки».

Хотя она считала себя слишком старой, чтобы забеременеть, месячные не пришли к матери Волка, друга Джека Сойера, во время Изменения где-то двенадцатью месяцами раньше. И три месяца назад она родила тройню: двух «сестер-по-помету »и одного брата. Роды проходили трудно, и она предчувствовала, что один из ее старших детей должен умереть. Знала, что этот ее сын отправился в Другое место, чтобы оберегать стадо, и что он умрет в Другом месте, и она больше никогда его не увидит. Это было тяжело, и от этого она плакала сильнее, чем от родовых болей.

Но сейчас – она спала со своими маленькими под полной луной, на безопасном расстоянии от стада – мать Волка с улыбкой перекатилась на бок, подтянула к себе сына и начала вылизывать. Не проснувшись, Волчонок обнял руками косматую шею матери, прижался щекой к ее груди и тоже заулыбался, а в нечеловеческом мозгу Волчицы возникла вполне человеческая мысль: Бог забивает свои гвозди хорошо и правильно . И лунный свет заливал этот прекрасный мир, где все пахло правильно, и под этим светом они спали, обнимая друг друга, рядом с двумя «сестрами-по-помету ».

В городе Гослин, штат Огайо (неподалеку от Аманды и примерно в тридцати милях от Колумбуса), мужчина по имени Бадди Паркинс в сумерках лопатой чистил курятник от помета. Его нос и рот закрывала марлевая повязка, чтобы уберечь дыхательные пути от удушающего белого облака распыленного гуано. Воздух вонял аммиаком. От этого запаха у Бадди болела голова. Болела и спина, потому что с его ростом в низком курятнике приходилось нагибаться. Наверное, не стоило и говорить, что нынешнее занятие не приносило ему ни малейшего удовольствия. У него было три сына, но у всех находились неотложные дела, когда возникала необходимость почистить курятник. Радовало только одно: работа подходила к концу. И тут…

Парнишка! Господи Иисусе! Тот парнишка!

Он внезапно, с абсолютной ясностью и ошеломляющей любовью, вспомнил подростка, который назвал себя Льюисом Фарреном. Подростка, утверждавшего, что едет к своей тетке, Элен Воэн, в город Бакай-Лейк; подростка, который повернулся к Бадди после того, как Бадди спросил, не убежал ли он из дому, и именно в тот момент Бадди открылось, что лицо мальчика светится истинной добротой и необычайно, потрясающе красиво: эта красота вызвала мысли о радугах, которые появляются после гроз, и закатах в конце дней, тяжелых и потных от работы, которая хорошо сделана и за которую не стыдно.