Алексей Атеев - Дно разума

Теперь деньги и оружие. Он пошел в сарай и, не обращая внимания на визг голодных поросят, выкопал в углу яму, положил туда рюкзак с деньгами и оба пистолета, заложил схрон досками, забросал землей, утрамбовал ее, а сверху накидал разной дряни: какие-то мешки, ящики… Оставшись доволен, он повернулся к поросятам, налил из стоявшего здесь же ведра в чашку столовских объедков и направился в землянку.

Мать все так же без движения лежала на кровати. Скок даже не представлял: в сознании ли она? Рот был полуоткрыт, зрачки не двигались. Минут десять он просидел у ее изголовья, потом поднялся. Нужно было позвать кого-нибудь из соседей, хотя бы ту же Марусю Спиридонову, о которой рассказывала мать. Однако Маруся была легка на помине.

В дверь нерешительно стукнули, потом она отворилась, и в щель просунулась женская голова.

– А Матрена чего лежит? – спросила голова.

– Кто? – не понял Скок.

– Сама-то.

Скок вспомнил, что полное имя матери было – Матрена. Но чаще ее звали Мотей.

– Плоха она, – сообщил парень. – А ты сама-то кто?

– Соседка ейная, Маруся. А ты Юра?

– Ага.

– Так чего с Матреной?

– Лепила сказал – инсульт.

– Лепила?

– Ну доктор, или кто он там… В больницу определять не стал. Говорит: сама к вечеру помрет.

– Ой!

– Так что ты, Маруся, посиди с ней. Денег я дам. А если преставится, сделай все как полагается. Соседок позови, обмой… Гроб пусть сделают… Ну, и к поминкам подготовься. Народу сообщи. Там в сараюшке поросята. Пусть заколют и зажарят. И курей тоже. – Скок достал из кармана пачку пятирублевок. – На, возьми. Хватит?

– Наверное.

– Не хватит, я еще дам. Сделай все путем. Чтобы было как у людей.

– А ты сам куда?

– На работу схожу. Отгул попрошу. Скажу, мол, мать помирает.

Когда Скок вечером вернулся в землянку, мать лежала на кровати обмытая и обряженная. На глазах – два пятака, а челюсть подвязана платком.

– Как ты ушел, она через полчаса и преставилась, – шепотом сообщила присутствовавшая здесь Маруся Спиридонова.

Скок огляделся. Кроме Маруси в комнатушке находились две незнакомые бабки, до глаз повязанные черными платками. Пол был чисто вымыт, на выскобленном столе стояла непочатая бутылка водки, на тарелках под салфеткой лежали нарезанные хлеб и колбаса. Тут же стояла иконка, перед которой была зажжена свеча.

– Гроб к завтрему будет, – продолжала информировать Маруся. – Свинок закололи, курей тоже. На кладбище я послала малого. Еще не вернулся. Думаю, все нормально будет. Народ в курсе. Машину бы надо…

– Обещали предоставить, – сообщил Скок.

– Ну тогда все. Ночевать здесь будешь?

– Ага.

– Оставляю тебя одного. Кто зайдет прощаться, тому наливай. Сам много не пей.

– А продукты на поминки?

– Все есть.

– Денег хватило?

– С лихвой. Еще останется. Не беспокойся. Все будет в порядке.

И Скок остался один. Он сел за стол, налил себе почти полный стакан водки, неумело перекрестился и выпил. Потом взглянул на лежащее на кровати тело.

– Что ж, мамаша, – тихо произнес он. – Вот и настал твой конец. Жила ты, бедолага, как попало и померла так же, не чуя последнего часа. А он пришел, этот час… Внезапно пришел. Пила ты… Да, пила! Но не от этого ты отдала богу душу…

– Но тогда от чего, если не от водки? – спросил некто, который сидел где-то глубоко внутри него. – От старости? Но ей было немногим за пятьдесят.

– От жизни собачьей! – изрек Скок и снова налил полстакана.

– А не ты ли – причина ее смерти? – заговорила совесть.

– При чем тут я?

– Как при чем? Жизнь, говоришь, у нее собачья… А ты хоть пальцем пошевелил, чтобы изменить эту самую жизнь? Ты вспомни… Как стал вором, так дома совсем перестал бывать. Даже по хозяйству лень было помочь. Потом сел. Тут и вовсе про нее забыл. Даже письмишка ни разу не черкнул. А сейчас?.. Ведь именно ты ей смерти пожелал. Мол, проболтается насчет спрятанных денег.

– И что из того, что пожелал! – воскликнул Скок и в негодовании дернул рукой. Стакан опрокинулся, и водка растеклась по столу.

– Тьфу ты, черт! – в сердцах произнес он, вытирая пролитое грязнейшей тряпкой.

– Ведь пожелал? – не отставала совесть.

– Ну пожелал…

– А теперь радуешься.

– Неправда! – заорал Скок.

– Радуешься, радуешься… Сам же сказал: теперь никто не узнает о спрятанных деньгах.

– Ведь я и для нее тоже старался. Думал, будут деньги, построю дом… или куплю… Перевезу ее туда… Заживем…

– Заживем! Не надо «ля-ля»! Ты о ней и вспомнил лишь потому, что деньги нужно было где-то спрятать. Вот и не нашел лучшего места, как сюда притащиться.