Алексей Атеев: Пригоршня тьмы

Непонятно по какой причине шоссе в то серое утро оказалось пустынным, и, когда первый свидетель подъехал к месту аварии, машина уже догорала.

Была середина апреля. Всю ночь моросил мелкий холодный дождь. Тяжелые низкие тучи повисли прямо над верхушками придорожных сосен. «Жигули», на полном ходу слетевшие с шоссе и несколько раз перевернувшиеся, лежали в кювете вверх колесами. Удушливый чад поднимался в ненастное небо. Но огня почти не было видно. Только колеса еще догорали. Небольшие язычки пламени лениво обгладывали их.

Водитель молоковоза (он-то и оказался первым свидетелем), пожилой коренастый мужчина, испуганно матюгнувшись, притормозил на косогоре, выскочил из кабины и побежал к месту аварии. Приблизившись к «жигуленку», он остановился, созерцая печальную картину, потом резко втянул носом воздух, и лицо его посерело. К запаху гари примешивался другой, учуяв который, шофер отшатнулся, но, пересилив себя, нагнулся и заглянул сквозь разбитое стекло в изуродованный салон «Жигулей».

То, что он увидел, заставило его желудок спазматически сжаться. Внутри сгоревшей машины находилось нечто страшное, отдаленно напоминавшее человеческий торс. Прошелестел легкий ветерок, и запах горелого мяса стал совсем нестерпимым. Водитель отбежал к ближайшему дереву и изверг свой завтрак на только что зазеленевшую траву. Отдышавшись, он снова вернулся к сгоревшей машине, огляделся по сторонам и внезапно заметил метрах в восьми от «жигуленка» какой-то непонятный предмет. Приглядевшись, он понял, что это человеческая фигура, уткнувшаяся головой в кучу песка. Лица не было видно. Некоторое время водитель стоял в нерешительности, потом подошел к лежащему, нагнулся и сбросил с его лица песок. Перед ним оказался мужчина лет тридцати, бледный, но как будто совершенно невредимый. Во всяком случае, видимых повреждений не было заметно.

Шофер расстегнул на незнакомце рубашку и, превозмогая брезгливость, приложил ухо к груди. Сердце, хотя и слабо, но билось. Он легонько потряс лежащего за плечо, но тот не подавал признаков жизни. Шофер в растерянности вскочил, не зная, что делать. С одной стороны, естественно было бы оказать пострадавшему помощь – погрузить его в свою машину и везти в первую попавшуюся больницу. С другой – он опасался последствий. А что, если незнакомец по дороге умрет? Молоковоз не приспособлен под перевозку раненых. Да и можно ли вообще трогать пострадавшего? Пока он думал, что предпринять, на шоссе показалась еще одна машина. Размахивая руками, водитель молоковоза побежал к дороге. Но черная «Волга» промчалась мимо, даже не притормозив.

– Вот гад! – выругался шофер. Он растерянно стоял на асфальте и смотрел на сгоревшую машину. Скрипнули тормоза. Шофер обернулся и увидел знакомое лицо. Это был водитель с его автобазы.

– Что тут, Михалыч? – испуганно спросил тот.

– Ты, Юрка, езжай до первого поста ГАИ, – не отвечая, приказал Михалыч, – а я тут побуду.

Юрка молча кивнул и хлопнул дверцей. Михалыч вернулся к сгоревшей машине. Минут через двадцать он услышал звук сирены.

Милиция и «Скорая» подъехали почти одновременно. По шоссе и вокруг сгоревшей машины забегали милиционеры с рулетками. Пострадавшего погрузили на носилки и понесли. Шофер молоковоза остался давать показания.

– Странная история, – рассказывал вечером жене молодой лейтенант ГАИ, задумчиво ковыряя в сковороде жареную картошку с колбасой.

– Ты ешь. – Жене явно не нравилось равнодушие, проявляемое к ее стряпне.

– Нет, ты только послушай. – Лейтенант подцепил на вилку картошку и начал медленно ее жевать. При этом изо рта у него вылетали нечленораздельные звуки. – История, я говорю, случилась странная… На двенадцатом километре авария.

– Ну и что, – равнодушно протянула женщина, – у тебя каждый день аварии.

– Нет, ты послушай. Шоссе было мокрое, и «жигуль» занесло на повороте. Он рухнул в кювет брюхом вверх и загорелся. В машине ехали двое. Водителя заклинило рулем, а пассажира выбросило через переднее окно.

– Сгорел водитель?

– Сгорел, – досадно кивнул лейтенант, – но не в этом дело… Машина краденая, угнали ее неделю назад. Да не у нас, а под Москвой. А за рулем была баба.

– Что еще за «баба»?! – недовольно пробурчала жена. – Ты и меня называешь бабой, когда с дружками общаешься? Неужели нельзя нормально сказать: женщина. Как был ты «деревня», Вася, так и остался. А еще офицер!