Джозеф Ле Фаню: Зеленый чай

Преподобный мистер Дженнингс холост и, говорят, обладает состоянием в шестьдесят тысяч фунтов стерлингов в государственных ценных бумагах. Он охотно жертвует на благотворительные цели и горячо предан своему священническому долгу. Человек довольно крепкого здоровья, он достаточно хорошо чувствует себя практически везде, однако стоит ему приехать в свой сельский приход в Уорикшире, дабы вплотную приступить к обязанностям, налагаемым на него высоким призванием, как на преподобного отца нападает неведомая хвороба. Так рассказывает леди Мэри.

Достоверно известно, что здоровье мистера Дженнингса действительно подводит его самым неожиданным и загадочным образом. Иногда это случается прямо в разгар службы в живописной старинной церкви в Кенлисе. Может быть, причина кроется в его сердце, может быть, в мозгу. Как бы то ни было, три или четыре раза, а то и чаще, случалось так, что после произнесения некоторых слов, требуемых службой, преподобный отец внезапно запинался на полуслове и, помолчав, не мог продолжать проповедь. Воздев руки, бледный, как смерть, объятый неведомым стыдом и ужасом, он возносил неслышные молитвы и, дрожа от страха, уходил в ризницу, без всяких объяснений оставляя прихожан на произвол судьбы. Случалось это всякий раз в отсутствие викария. Вернувшись в Кенлис на этот раз, преподобный отец всегда следил, чтобы в церкви рядом с ним находился другой священник, готовый в случае внезапного недомогания продолжить службу вместо него.

Когда мистеру Дженнингсу становилось совсем худо, он оставлял свой приход и отправлялся в Лондон, где занимал узенький домик на темной улочке неподалеку от Пикадилли. Леди Мэри говорила, что в Лондоне мистер Дженнингс всегда чувствовал себя хорошо. У меня на сей счет иное мнение. Болезнь обычно протекает в несколько стадий. Мы увидим, как это происходит.

Мистер Дженнингс — вполне благовоспитанный человек, однако за ним замечают некоторые странности. Он оставляет о себе довольно двусмысленное впечатление. Этому способствует одна из его привычек, хотя чаще всего люди не могут припомнить ее или, по крайней мере, не отдают себе отчета в том, что поведение мистера Дженнингса кое в чем не совсем обычно. Но я тотчас же подметил эту особенность. Мистер Дженнингс имеет манеру смотреть искоса куда-то вбок, над ковром, словно замечает там некое движение. Это происходит не всегда, однако достаточно часто, чтобы люди сочли его чудаком. Есть что-то робкое и тревожное в этом взгляде, блуждающем над полом.

Философ от медицины, как вы изволили меня прозвать, разрабатывающий свои теории на основе случаев, которые сам выискивает в повседневной жизни, а затем изучает тщательно и скрупулезно, имея в своем распоряжении куда больше времени, чем рядовой врач-практик, неизбежно приобретает привычку наблюдать окружающих пристрастным взглядом. Он следует этой привычке всегда и везде, как многим кажется, с недопустимой дерзостью и находит предмет для изучения там, где на первый взгляд может оказаться ничего интересного.

Этот тихий, робкий, добрый, но замкнутый человек, с которым я познакомился в столь приятной компании, тотчас привлек мое внимание. Я заметил в нем гораздо больше необычного, чем описал здесь; однако предпочитаю оставить сугубо медицинские подробности для строгих научных журналов.

Отмечу мимоходом, что, говоря о медицинской науке, я вкладываю в эти слова куда более всеобъемлющий смысл, нежели подразумевается общепринятыми представлениями о лечении боле материальным внешним воздействием. Когда-нибудь, надеюсь, мои завоюют более широкое признание. По моему мнению, окружающий нас мир есть не что иное, как материальное воплощение мира духовного, и только из него черпает источники своего повествования.

Я верю, что внутренней сущностью человека является душа, что душа представляет собой организованную субстанцию, столь отличную от привычной нам материи, как отличны от нее свет и электричество; что физическое тело является, в самом буквальном смысле, внешней оболочкой и что со смертью существование человека не прерывается, а лишь переходит в другую форму, свободную от материальных оков — процесс этот начинается в момент, который мы называем смертью, и заканчивается через несколько дней, когда происходит, так сказать, «полное» воскрешение.

Заключения, вытекающие из моей теории, окажут, несомненно, самое непосредственное воздействие на медицинскую науку. Однако моя точка зрения отнюдь не пользуется широким признанием, поэтому здесь не место обсуждать далеко идущие последствия столь неординарного взгляда на вещи.