Джозеф ле Фаню - Призрак руки

В письме, датированном поздней осенью 1753 года, мисс Ребекка Чатесворт дает подробное и любопытное описание событий, имевших место в Тайлд-хаузе, о которых она явно узнала из первых уст, хотя в самом начале своего повествования и утверждает, что не верит в подобные глупости.

Я хотел напечатать письмо полностью — оно и в самом деле весьма интересное и своеобразное. Но мой издатель воспользовался своим правом вето, и, думаю, он прав. Письмо почтенной старой леди все-таки очень длинное, и мне придется довольствоваться лишь пересказом общего содержания.

В тот год, примерно 24 октября, между мистером Олдерманом Харпером с Хай-стрит, в Дублине, и милордом Каслмаллардом, который на основании родства с матерью молодой наследницы взял на себя управление небольшим имением, примыкавшим к Тайлд-хаузу, разгорелся необычный спор.

Олдерман Харпер снял этот дом для своей дочери, которая вышла замуж за джентльмена по имени Проссер. Он обставил его, купил дорогие шторы и вообще изрядно потратился. Мистер и миссис Проссер переехали в июне. С тех пор от них ушли все слуги, и она решила, что больше не может жить в этом доме, и теперь ее отец явился к лорду Каслмалларду и заявил, что отказывается от аренды, потому что в доме происходят странные, неприятные вещи, которым он не может найти объяснения. По его словам, дом населен привидениями, и слуги не задерживаются там больше нескольких недель. И после того что пришлось пережить семье его зятя, его не только следует освободить от аренды, но и сам дом необходимо снести, поскольку он приносит несчастье и служит пристанищем для более страшных сил, чем обычные злодеи.

Лорд Каслмаллард подал иск в казначейское отделение Высокого суда справедливости с требованием заставить мистера Олдермана Харпера выполнить свои обязательства по договору и продолжить арендные выплаты. Но Олдерман составил ответ и приложил к нему семь пространных аффидавитов, то есть письменных свидетельских показаний, копии которых передал его светлости, и добился своего; вместо того чтобы заставить его передать их в суд, его светлость забрал исковое заявление и согласился освободить его от обязательств.

Жаль, что дело закончилось, так и не начавшись, и суд не успел рассмотреть достоверное и необъяснимое свидетельство мисс Ребекки.

Описываемые неприятности начались лишь в конце августа, когда однажды вечером миссис Проссер сидела в сумерках совершенно одна в гостиной у открытого окна, выходившего во фруктовый сад. Вдруг она отчетливо увидела, как на каменный подоконник потихоньку легла рука, словно кто-то стоял под окном, намереваясь забраться в дом. Больше ничего не было — одна рука, довольно короткая, но хорошей формы, белая и пухлая; причем рука не слишком молодая, принадлежавшая, как ей показалось, человеку лет сорока. Всего несколько недель назад в Клондалкине произошло страшное ограбление, и дама решила, что рука принадлежит одному из негодяев, который вознамерился влезть в окно Тайлд-хауза. Она вскрикнула от ужаса, потом громко закричала, и в ту же минуту рука исчезла.

Сад тщательно осмотрели, но не нашли никаких признаков присутствия человека под окном — прямо под ним у стены стояла огромная подставка с цветочными горшками, закрывающая подход к окну.

В ту же ночь обитатели дома услышали торопливый стук в кухонное окно, повторявшийся через небольшие промежутки времени. Женщины перепугались, а слуга-мужчина, прихватив с собой пистолет, открыл дверь черного хода, но ничего не увидел. Закрывая дверь, он, по его словам, услышал «глухой удар кулаком» и почувствовал, как на нее надавили, словно кто-то пытался пройти внутрь; это его испугало, и, хотя стук в окно продолжался, он больше не пытался ничего выяснить.

На следующий день, в субботу, около шести часов вечера повариха, «честная, здравомыслящая женщина лет шестидесяти», сидела на кухне одна и, подняв голову, увидела предположительно ту же самую полную, но аристократического вида руку, которая прижалась ладонью к стеклу, словно пыталась нащупать неровности на его поверхности. Она закричала и прочитала какую-то молитву. Но рука убралась не сразу, а лишь через несколько секунд.

После этого случая много ночей подряд раздавался стук в дверь черного хода — поначалу тихий, потом все громче и громче, словно кто-то сердито барабанил костяшками пальцев. Слуга больше не открывал дверь, но спрашивал «Кто там?»; однако ответа не было, слышался лишь звук ладони, которая мягкими, осторожными движениями ощупывала дверь.