Грэм Джойс - Индиго

И еще одна неотвязная мысль вертелась в голове Джека, когда он стоял на берегу, глядя на черную воду. Мысль о Бёртлсе. Глупо, но во время всех этих дневных хождений он постоянно терзался вопросом, насколько важна для него эта история с Бёртлсом.

Чтобы предъявить исполнительные документы от суда, исполнителю достаточно было просто «дотронуться» ими до должника. Большего по английскому закону не требовалось. В случае, если должник, завидев исполнителя, скрывался от него, документы оставались непредъявленными. Бёртлс как будто чувствовал, когда к нему явится Джек или кто другой из суда, и Джек потратил целых три недели, пытаясь вручить ему постановление суда, которое не позволило бы терроризировать бывшую жену. Но так и не смог застать его. Он караулил его у дома утром и вечером, околачивался в любимом пабе Бёртлса «Оленья нога», гнался за ним сквозь толпу на рынке. Бесполезно. Бёртлс замечал его прежде, чем удавалось к нему подойти, и ускользал. Один раз он даже выпрыгнул из окна в «Оленьей ноге» под аплодисменты и веселый смех его пьяных дружков. Джек уже дал ему кличку Неуловимый.

А потом Джек просто подумал: да черт с ним, какая разница, поймаю я его или нет? Предъявление документов не требовало свидетелей. Если он даже поймает его, Бёртлс такой тип, что потом отопрется. Решающее значение имеет его слово, а суд всегда верит исполнителю. Можно разок проделать такую вещь — подонок вроде Бёртлса иного не заслуживает. Исполнительные документы пошли по инстанции, а Джек улетел в Чикаго заниматься завещанием отца.

На этом вся история с Бёртлсом должна была бы и закончиться. Но этого не произошло. Джек не мог избавиться от ощущения, что нарушил некий основной принцип, некий естественный закон. Он позволил погаснуть крохотному, но яркому огоньку, пылавшему в нем, забыл о некоем нравственном начале, отличавшем его от таких, как Бёртлс. Спрашивал себя, не слишком ли поздно возвращаться в Англию, чтобы все исправить.

Он покачал головой, ища ответ в чернильной воде, несшейся в дюйме от его ног. От реки подул ветер, пахнувший гнилью и зверем, илом и падалью. Джек оглянулся, и ему показалось, что под мостом Фабрицио промелькнула тень. Он взглянул на часы. Потом вновь уставился на бурлящую воду.

Он собрался возвратиться на мост по мшистым ступенькам, посмотреть, как там Натали, и тут почувствовал дыхание на шее. Что-то тяжелое обрушилось ему на спину. Краем глаза он заметил, как метнулось нечто смутное, необычный свет окружил его, и, потеряв равновесие, он головой вперед полетел в пенные воды Тибра.

Чикаго, 22 октября 1997 года

Ночью Билли капризничал, постоянно заставлял Луизу вскакивать. Он просыпался, плакал, ныл, отказывался снова засыпать. А когда наконец засыпал, малейший звук опять будил его. Автомобильный сигнал в чикагской ночи, щелчок закрывающейся двери, шорох льда в бокале водки в руках Луизы, сидевшей в соседней комнате. Вот почему Луиза бодрствовала, когда в четыре утра зазвонил телефон. Звонили из Рима, что ее удивило.

— Это Натали Ширер. Мы встречались мимоходом, когда ты была в Риме с Джеком Чемберсом.

— Да, помню. Слушаю тебя.

— Я хотела спросить, когда ты в последний раз разговаривала с Джеком?

— Довольно давно. Я пару раз звонила ему в Рим, но никто не отвечал.

— Он куда-то пропал больше недели назад.

— Пропал?

— Да. Как-то вечером он бросил меня на улице. Ну, это его дело, но многое осталось незаконченным. С домом, например. С его продажей. Он сказал, что все отходит мне. Я просто не знаю, как это делается.

— Неужели он так и не дал о себе знать?

— Не напоминай лишний раз, Луиза. Разве тебя мужчина никогда не бросал, словно раскаленный кирпич?

Луиза услышала, как Билли завозился в кроватке и заплакал.

— Бывало, конечно. Но… Натали, сейчас около четырех утра. Можно, я перезвоню попозже?

— Четыре утра? Почему ты сразу не сказала? Извини. Хочешь записать мой телефон?

Луиза записала. Первой мыслью было бежать к Билли. Чтобы приучить его спать по ночам, надо заходить к нему через определенное время, чтобы он чувствовал себя спокойно, но не утешать, поощряя таким образом капризы. Она была уверена, что ему снятся кошмары. Она просто не могла представить, какие из дневных впечатлений рождают их. Днем он казался счастливым, уверенным и развитым малышом, окруженным материнской любовью. Но в темноте его осаждали демоны.

Отец, Тим Чемберс, говорил ей, что вся цивилизация обязана своим развитием изменению понятия наслаждения. Что посредством обучения человеческое сознание способно сопротивляться боли, получать редкостное удовольствие и видеть невидимое. Но все начинается с обучения в младенчестве еде, сну и очищению кишечника.