Грэм Джойс: Индиго

Чикаго, международный аэропорт О'Хейр, 2 октября 1997 года

Всегда беспокойный во время полета, Джек Чемберс пил пятый скотч с содовой, когда самолет начал снижаться. Стюардессы слишком быстро сновали по проходу между рядами, чтобы попросить принести еще порцию. Джек осушил пластиковый стаканчик, вытер наморщенный лоб крошечной бумажной салфеткой, пахнущей лимоном, уселся поглубже в кресле и с беспокойством задумался о деле Бёртлса.

Хорошо, что все это случилось именно сейчас, решил он. У него осталось единственное незаконченное дело — фирма явно шла на дно. Он проинструктировал своего секретаря, миссис Прайс, даму пенсионного возраста, велев брать любой новый заказ, хотя и не спешить с ним до его возвращения, а заниматься делом Бёртлса. Он не стал посвящать ее в обстоятельства, которые вынудили его все бросить и лететь в Америку.

Итак, Чикаго; начало октября, за дверьми аэропорта солнце цвета текилы с солью и лаймом. Джек поежился от пробиравшего холода, чувствуя себя слегка неуютно. Перед стоянкой такси тянулся ряд странных будок, в которых сидели чернокожие аэропортовские женщины-служащие в наушниках, уставясь перед собой застывшим взглядом, безжизненные, как под наркозом. Лица и у них, и у таксистов были задубелые, сизые, словно иссеченные сильным ветром. Вскоре Джек обнаружит, что у всякого чикагца вид такой, будто тот схлопотал пару ударов на ринге. Он постучал в толстый плексиглас окошка одной из будок, и женщина внутри едва повела головой в сторону желтого таксомотора.

До города ехали долго; постукивал счетчик, отсчитывая, сколько осталось до смерти. Стены ущелья по сторонам шоссе, только не скалистые, а из стекла, стали и предварительно напряженного бетона, становились все выше; поток машин мерцал, как река. В стенах ущелья вместо пещер и веревочных лестниц — лифты и устланные коврами холлы.

В одном из таких холлов на Уэст-Уокер его встретил Харви Майклсон, человек, который и звонил ему в Англию.

— Я и понятия не имел, когда звонил, что вы еще ничего не знаете. Не ожидал, что окажусь первым, кто сообщит вам печальное известие.

— Я не виделся с ним больше пятнадцати лет. Мы не были близки, — сказал адвокату Джек.

Майклсон провел Джека в свой роскошный, отделанный дубовыми панелями кабинет, предложил кофе, сэндвичи и пирожные, поинтересовался, как прошел перелет, какая в Англии погода. Это был его ответ на то радушие, с каким его встречали в Лондоне, который он посетил в студенческие годы. Майклсон выглядел столь гостеприимным и непринужденным, что Джек сообразил: адвокатское время наверняка обойдется ему в кругленькую сумму. Он бросил взгляд на часы — пусть адвокат поймет, что он догадывается об этом.

На Майклсоне были золотые запонки.

— Как я сказал по телефону, вы не столько получатель наследства, сколько его распорядитель.

В Англии никто больше не носит золотые запонки, ни аристократ, ни плебей; здесь же это символ высокого положения наряду с шедевром дантиста во рту, напомаженными волосами и полированной буковой дощечкой с твоим именем на дверях конторы.

— О, разумеется, вы кое-что получите при условии, что исполните волю покойного. А это сделать непросто.

— Ручаюсь, что получу куда меньше вас, — сказал Джек, и Майклсон рассмеялся, хотя оба понимали, что это не шутка.

Несмотря на то что он без всякого стеснения заговорил о деньгах, которые причитались ему по завещанию, Джек не был черствым человеком. Просто он ненавидел отца. И не испытывал по этому поводу душевных страданий. Он не мог понять, отчего Фрейд так носился с подобной ерундой. Джек ненавидел отца и предполагал, что тот отвечал ему тем же.

— Ваш отец был необыкновенный человек, — сказал Майклсон.

— Говнюк он был.

Майклсон было засмеялся, но тут же замолчал, видя, что Джек даже не улыбается.

— Да, характер у него был не сахар, — признал он, — Доставалось вам от него?

Глаза адвоката расширились в ожидании ответа, и Джек обратил внимание, что веки у него слегка воспалены — след ночей, проведенных в злачных местах.

— Не хочу говорить об этом.

Не те ставки.

Но Майклсона это не смутило.

— Могу себе представить. Давайте разберемся в бумагах, не против?

Документов, когда их разложили на столе, оказалось порядочно. Роль Джека как исполнителя завещания была непростой. Чтобы получить причитавшееся душеприказчику приличное вознаграждение, он должен был распорядиться оставшимся имуществом и выполнить несколько странных условий. Опубликовать непонятную рукопись, выделив на это необходимые средства. А еще разыскать некую Натали Ширер, которой была отписана основная часть наследства.