Слишком тяжелый и тоскливый день.
— Ладно, — Кристиан, как всегда, понял меня без слов. — Это не к спеху. А с твоими учителями я завтра поговорю. Объясню, что некоторое время ты не сможешь посещать занятия.
— Крис, — тихо позвал я. — А ты не боишься, что по дороге в школу перехватят не меня, а Агни?..
Он очень долго молчал, глядя на меня. Потом сказал всего одно лишь слово, но меня озноб продрал по позвоночнику:
— Боюсь.
* * *
Мы еще довольно долго сидели в гостиной в молчании. Кристиан сидел в кресле, подперев голову ладонью, с книгой на коленях; но, по-моему, он не читал. Слишком отрешенное лицо у него было, что-то не похоже, чтобы содержание книги так уж увлекло его. Скорее, какие-то мысли не давали покоя, и я даже догадывался, какие именно. Книгой же Кристиан просто отгородился от моих расспросов. Меня же разрывали на части страх, чувство утраты и сомнение в правильности собственных поступков. Последнее, как ни странно, было сильнее всех. Ледяным шипом засело в сердце короткое «Боюсь» Кристиана. Я не имел никакого права втягивать в опасную историю Агни. Но втягивал, одним своим присутствием в доме. Что же мне делать? Может быть, впрямь уехать? Но хватит ли мне духу? Кристиан сейчас казался мне единственной более или менее реальной защитой и поддержкой. Если рядом не будет его, не будет никого. Я останусь один. К этому я был не готов. И, кажется, Кристиан прекрасно понимал это, а потому и не настаивал более на моем отъезде.
Но — Агни?..
Измучившись мыслями и молчанием, я подошел к окну и выглянул наружу. Вид выползшей на небо кошмарно раздувшейся луны вызвал в памяти строчки одной из песен Крэдлов: "The Moon, she hangs like a cruel portrait…" Наверное, Дани когда-нибудь видел подобную луну и написал эти слова о ней. Эх, Дани, ты утверждаешь, что в Смерти главное не страх и боль, но так ли это? Что ты знаешь о смерти, и что из этого — истина?
— Они любят гулять под осенней луной, — раздался вдруг у меня за спиной непривычно глухой голос. — Лунный свет особенно притягивает их…
Я обернулся. Кристиан оторвался от книги, и смотрел на меня. Точнее, за меня, в окно. Странное выражение стыло в его глазах. Я не понял его, но почему-то мне стало жутковато.
— Откуда ты знаешь?
— Твой отец рассказывал. Илэр, пожалуйста, отойди от окна. Рядом может крутиться кто-то из них.
Нечего сказать, успокоил. Я представил, что сейчас из темноты на меня смотрит один из тех, кто убил моего отца, и мне стало совсем нехорошо. Нет с Кристианом сегодня что-то не так. Таким чудным я никогда его не видел. Наверное, он и впрямь очень устал.
— А ты знаешь что-нибудь про мою мать? — вдруг спросил я, послушно отходя от окна. Сам не знаю, почему я спросил о матери. — Отец никогда ничего не говорил мне о ней.
Кристиан очень удивился. Вздрогнув, он вскинул на меня ожившие глаза.
— С чего ты взял, что я могу что-то знать?..
— Ну, если он говорил тебе о вампирах, мог рассказать и о матери. Вы ведь познакомились до их свадьбы, так?..
— У тебя талант задавать сложные вопросы в сложные моменты, Илэр, — пробормотал Кристиан. — Поверь, если бы я знал что-то важное, я бы рассказал тебе.
Я понял, что он не хочет продолжать разговор.
Остаток вечера я провел в спальне в одиночестве. Стоило нам с Кристианом замолчать, как в гостиной тут же появилась Агни, как будто она стояла за дверью и только этого и ждала. Она собиралась идти на улицу. На ней был толстый красный свитер и джинсы, в руках она несла куртку. Но не успела она и рта раскрыть, как Кристиан попросил ее никуда не ходить — поздно уже. Агни стала возражать, что ничего не поздно, и друзьям она обещалась. Просьба сменилась требованием. Назревала ссора; я видел, как решительно сошлись на переносице выразительные брови Кристиана, точно такое же выражение (с поправкой на различие черт) нарисовалось на физиономии Агни. Я поспешил ретироваться. Кажется, Агни сейчас будут объяснять, кто в доме хозяин. Я хорошо понимал, что запрет Кристиана обусловлен его нешуточной тревогой за дочь; но Агни-то ничего не знала, и я сильно сомневался, что Кристиан станет объяснять ей свои мотивы.
В спальне горел ночник. Уходя, я забыл его погасить. Не стал делать этого и теперь. Я разделся и нырнул под одеяло. Кажется, в последнее время я слишком много сплю… Впрочем, плевать. Что мне еще остается? Да и сон мой сном-то назвать нельзя, все какая-то гадость привидится. Я накрылся с головой одеялом в надежде, что благословенная темнота, снизошедшая на меня однажды несколько часов назад, вернется.
Читать дальше