Мартин Джексон - Деревня страха

Тренч последний раз пристально посмотрел на стоявшую перед ним молодежь — он вглядывался в каждое лицо и везде видел только злорадство и скрывающуюся за усмешкой враждебность. Никакой надежды на исправление, подумал он. Но Господь восторжествует. Он попробовал действовать напрямую и потерпел неудачу, но эта неудача только разожгла огонь его решимости. Любой ценой, какой бы она ни была, это место будет очищено от скверны.

Когда он повернулся и шел к выходу, кто-то кинул ему вслед пустую банку из-под пива и выкрикнул:

— Вот так-то, проваливай, викарий!

Он шел ровным шагом, с высоко поднятой головой и чувствовал, как крепнет его решимость. Они еще понесут кару, и Уэлсфорд избавится от них. Ему предстоял еще один визит, и он старался собраться с мыслями. От неожиданного звука за спиной он вздрогнул и отскочил в сторону — со стоянки на бешеной скорости выскочил мотоцикл и, проносясь мимо, едва не задел его. За ним выскочил еще и еще один, и, проезжая мимо, водители и их пассажиры смеялись и тыкали в него пальцами. О, что за время наступило, если люди позволяют себе спокойно насмехаться над священным лицом! Когда гул моторов стих, Тренч с трудом сглотнул и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Он заставил себя успокоиться. В конце концов сильные чувства и достойный вид вполне совместимы. А во время посещения клуба консерваторов он хотел выглядеть невозмутимым и рассудительным.

Незадолго до появления Тренча в клубе консерваторов несколько его членов как раз обсуждали личность викария. Письмо, которое он прислал в адрес клуба, прикололи к доске объявлений среди прочих забавных вещиц, и, хотя поначалу требования викария вызвали волну негодования, вскоре они превратились всего лишь в предмет для шуток. Банти Кармишел, одна из самых шумных женщин, регулярно посещавших клуб, припомнила, как мистер Тренч отчитал ее однажды за то, что она припарковала свою машину рядом с церковными воротами. А в следующее воскресенье он произнес проповедь о развязности и невоспитанности крашеных девиц, разъезжающих на грохочущих машинах. Другие тоже припомнили нечто подобное. Не подлежал сомнению тот факт, что Тренч рассматривал свой приход как мир в миниатюре, и когда он сталкивался с проявлениями зла, то открыто писал о них в местном журнале и громко говорил с кафедры проповедника. Если речь шла о греховности, то прихожане могли быть уверены, что Тренч говорит о ком-то из местных жителей. У людей даже существовала игра — кто угадает, кого имел в виду викарий.

— Викарий чрезмерно религиозен и недостаточно человечен, — заметил своим властным голосом полковник Роджерс, опираясь о стойку бара. — Он даже говорит, словно читает по Библии, сами знаете. Я несколько раз с ним сталкивался и не припомню ни одного случая, когда бы его высказывания не напоминали какие-нибудь строки из Священного Писания.

Долли, сидевшая на вращающемся стуле у стойки бара, кивнула головой в знак согласия.

— Совершенная правда. Старый дурак всегда говорит так, будто он не от мира сего, А на Пасху! Боже мой!

— А что произошло на Пасху? — с интересом спросила Банти.

— Так вот, два года подряд мы ходили на Пасху на церковную службу. Викарий вел себя как сумасшедший. Он чуть ли не бился в припадке, когда со своей маленькой кафедры яростно вещал об исправлении, о Божьем спасении и всем таком прочем, и все же, когда он говорил, как все должны быть счастливы, вид у него был жалкий. Он, правда, маньяк.

— Совершенно верно, — вмешался в разговор полковник. — И оба раза в его глазах стояли слезы. Да, впечатление было просто угнетающее, хуже не бывает. Больше мы туда не ходим. В любом случае я всегда считал, что религия — это дело личное.

Несколько человек одобрительно буркнули. Здесь никто никогда не исповедовал атеизм или агностицизм. Эти вещи им были совершенно чужды. К тому же среди атеистов и агностиков встречалось слишком много большевиков и длинноволосых интеллигентов. Все члены клуба, до последнего человека, исповедовали христианство, но церковь не посещали, впрочем один из их числа, школьный учитель, недавно дал подходящее обоснование такому их поведению. Религия — личное дело каждого, а потому не стоит беспокоиться, и теперь частенько то один из них, то другой подчеркивал, что его вера носит личный характер. Как жаль, подумала Долли, что не нашлось подходящих слов, чтобы оправдать другие их недостатки.

— Мне кажется, от него в дрожь бросает, — сказала девица с зубами как у кролика и великолепной фигурой. Она была замужем за местным строителем, и ее сексуальная распущенность стала притчей во языцех, но прямо ей об этом никто не говорил. Она считала, что от всех бросает в дрожь. Стоило кому-нибудь из членов клуба посмотреть на нее, как она тут же заявляла, что от него бросает в дрожь; делала она это явно намеренно, чтобы успокоить своего мужа, который был намного старше ее и, кроме того, столь же ревнив, сколь его жена талантлива в постельных забавах.