Михаил Гаёхо - Поднимаясь колёсами на гору Фудзи. Сборник рассказов

Лютиком Лыкова звала мама, когда он был маленьким.

– Что надо-то? – спросил Лыков.

– Это тебе надо, Лютик Михайлович, – сказал голос слева.

Лютиком в детстве Лыкова называла мама, (это было сокращенное от “Людвиг”, хотя вообще-то его назвали Васей).

– Не засиделся ли ты на одном месте, Михайлыч? – сказал голос справа.

– На каком еще месте? – спросил Лыков.

– На этом самом, – сказал голос. – Ну, посадил дерево, построил дом, воспитал сына. Что еще надо человеку?

– Не было ничего, – возразил Лыков, – ни сына, ни дерева.

– Так ведь и не будет, Лютик Михайлович, – сказал голос слева.

– И дом этот не твой, – сказал правый.

– Дерево могу посадить, – предложил Лыков.

– Уже не можешь, Лютик Михайлович, – вздохнул голос слева.

Лютиком Лыкова в детстве звала мама, наверное, потому, что бабушка хотела назвать его Людвигом.

– Есть дом, – сказал правый голос крепнущим басом, – в этом доме комната, в комнате балка на потолке, в балке железный крюк.

–А у дома колодец, – сказал левый.

– На этом крюке повесился мой дедушка! – взвыл правый голос.

– В этом колодце утопилась моя бабушка! – простонал левый.

Угораздило меня снять комнату в доме с привидениями, подумал Лыков и вспомнил хитрое, как ему сейчас казалось, лицо хозяина, Егора Васильевича. Не прост был дядя.

– Выбирай, Михайлыч, куда двинуться, в ту сторону или в эту.

– Мне, собственно, и тут хорошо, – сказал Лыков.

– А хорошо ли, Лютик Михайлович? Который ведь год ничего нового. Ну проживешь еще пять лет, еще десять, а где смысл?

“Или все же галлюцинации?” – подумал Лыков.

– Привидения, галлюцинации – не один ли хрен, – сказал голос справа. – Два имени для одного и того же. А тебе – время сделать выбор.

– Зачем выбор? – спросил Лыков.

– Закончить все по-быстрому и начать с чистого листа, разве не хочется?

– Сбросив оболочку бренного тела, отправиться в большое путешествие, – сказал левый призрак.

– В путешествие, да, – подтвердил правый. – В миры, миры надзвездные, – запел он раскачиваясь.

– В глубины духа… – левый стлался горизонтально, как дым из кувшина.

Лыков протянул руку к кнопке выключателя и сразу попал на нее пальцем.

– Подожди, – оба сказали хором. – Не бойся нас.

“Не боюсь”, – сказал себе Лыков и убрал палец. Но мурашки все же пробегали по коже.

– Крюк, – сказал голос справа.

– Колодец, – прошептал левый.

– На этом крюке повесился мой дедушка, – прокричал правый призрак и, раскачавшись, соскочил вниз, стукнув о половицы, словно наполненный реальным весом. – Выбери крюк, и тебе позавидуют боги.

– В этом колодце утопилась моя бабушка, – левый соскользнул за ним следом, в приседе вытянув руки вперед, как гимнаст, прыгнувший с перекладины. – А на дне колодца тебя ожидает особенный приз.

– Недаром бог Один висел на дереве девять дней и ночей, принеся себя себе в жертву, – сказал правый.

– Кто повесился, тот еще оглядывается на этот мир, утопившийся уходит дальше, – сказал левый.

Они оба прошли в глубину комнаты, двигали там стулья, звенели посудой. Лыков услышал шум льющейся воды из чайника. Он захотел встать, но из-за непонятной слабости не смог, только сел на кровати.

– Конечно, Михайлыч, можешь подождать, как говорится, своего часа, но ведь он, Михайлыч, может наступить неожиданно…

Этот голос Лыков слышал по-прежнему справа, а другой – слева.

– Наступит твой час неожиданно, Лютик Михайлович, и будешь застигнут врасплох, Лютик Михайлович. – Лыков вспомнил маму, которая в детстве звала его Лютиком. – Не лучше ли, пока ты в уме и памяти, поступить, как хозяин, сделав сознательный выбор?

– Крюк, – подвывая, сказал голос справа.

– Колодец, – простонал голос слева.

– Брось, – сказал правый левому, – разве мы друг с другом не договоримся? – Кроме того, – обратился он к Лыкову, – если ты сейчас сделаешь выбор, у тебя будут два помощника.

– Да, – отозвался левый, – поможем ему.

– Прямо сейчас и поможем, – сказал правый.

Лыков почувствовал, как его берут под локти, помогая подняться. Вывели во двор. Лыков почти не сопротивлялся.

Начинало светать.

Лыков увидел перед собой колодец, почувствовал, что сидит на краю, ощутил влажную петлю у себя на шее. Между этими моментами восприятия не было переходов. Так бывает во сне, но было ли это сном?

“Каково это, повеситься и утонуть одним разом”, – подумалось отстраненно.

Лыков оглянулся по сторонам посмотреть на своих провожатых, и не увидел ничего на их месте. Была темнота справа и темнота слева, пустота – бесконечно чуждая, только для прикрытия использовавшая на краткое время человеческий облик и голос. Какая-то липкая, тянущая внутрь себя, сковывающая движения. И оттуда слышны были не голоса, а странные звуки – шип, треск, скрежет. С этим – Лыкову стало ясно – нужно было не спорить, не вступать в разговор, а бежать, не соприкасаться, доверяя первоначальному страху.