Чарльз Уильямс - Тени восторга

— Ну и что нам теперь делать?

— Думаю, вам лучше бежать, — ответил Роджер. — Инкамаси мертв. Что вам еще здесь делать?

Кейтнесс беспокойно озирался по сторонам, но в темноте ничего не было видно.

— Что случилось с Моттре? — спросил он.

— Откуда мне знать? — пожал плечами Роджер. — Зачем вы сбежали с ним? — Его пронзила внезапная мысль, и он добавил: — Это вы… боже мой, это вы подговорили его выстрелить?

— Господи, конечно, нет, — воскликнул священник, — но я пообещал сделать для него что смогу, если… ну, если ему понадобится.

— Понимаю, — кивнул Роджер. Мысли клокотали у него в голове, он все никак не мог поверить. Великий мечтатель, повелитель озарения пал от руки… от рук предателя и священника. Он резко повернулся и спросил: — Надеюсь, вы заплатили ему лучше, чем Каиафа? Даже полукронами это выходит всего три фунта пятнадцать шиллингов.

Кейтнесс сокрушенно вздохнул.

— Не будьте несправедливы, Ингрэм… — начал он.

Роджер прервал его.

— А за Розенберга вы ему столько же пообещали?

— При чем здесь Розенберг? — озадаченно спросил Кейтнесс. — Неужели он убил Розенберга?

— Неужели? — горько повторил Роджер. — А как вы думаете, чего он хотел? Можете пойти взглянуть. Розенберг мертв, а камни исчезли.

Священник в ужасе уставился на него. Ему казалось, что Моттре искренен, но теперь… он припомнил лихорадочное возбуждение полковника, выстрел в доме уже после того, как он сел в машину… Розенберг убит (он сразу поверил Роджеру), драгоценности украдены…

Роджер заметил, как священник содрогнулся, и с ноткой жалости сказал:

— Вы не знали?

— Помоги мне Бог! — сказал Кейтнесс. — Не знал. — Конечно, он не знал. Если он и был отчасти виновен в смерти Консидайна, то это благородная вина, он ее выдержит. Господь обратил зло в добро… Он добавил: — Что теперь говорить…

Оба они все еще ждали чего-то. Где-то в темноте между ними и морем гонялись друг за другом вооруженные люди, забывшие о советах учителя обращать любую страсть в способ внутреннего совершенствования и дальнейшей победы. Их сила обратилась в жажду сокровищ или жажду мести, случай, сразивший Консидайна, высвободил их плохо укрощенную дикость.

Роджер с Кейтнессом медлили. Когда стало уже совершенно невтерпеж стоять в темноте и тишине, ночь взорвалась хаосом звуков. Беспорядочная стрельба завершилась пронзительным криком.

Любой человек сказал бы, что это был предсмертный крик. Он разорвал ночь, подведя черту сомнениям, спорам и учениям. Кричал один из этих дерзающих духов; крик был рожден природной страстью к жизни, понять которую не может никто из тех, кто пока жив. Крик пронзил всех, кто его слышал, ужасом смерти, окончательной и навсегда. Учитель и повелитель был мертв, среди адептов его учения воцарилась вражда, как и предрекал несколько дней назад мертвый теперь король. Крик словно ударной волной толкнул Роджера. Найджел Консидайн был мертв, предательство, которое он презирал, одолело его, а дальше ждало полное забвение. Если бы он вернулся… — но Роджер отверг такую мысль. Нервы у него не выдержали, он вернулся к машине и сказал Кейтнессу:

— Надо убираться отсюда.

Священник, тоже дрожа, повернулся к нему.

— Может, нам… — начал он, кладя руку на машину.

— Нет, ради бога, — воскликнул Роджер. — Бросим все, если уж собрались уходить. Пойдемте, куда-нибудь да выберемся.

Кейтнесс молча согласился.

— Но давайте хотя бы возьмем наши пальто! — сказал он. — Они висят у самого входа.

— Я туда больше не вернусь, — сказал Роджер, — если только Консидайн меня не позовет.

— Тогда это сделаю я, — сказал Кейтнесс. — Он бросился обратно в холл и через пару минут вернулся. — Они нам пригодятся, если нам придется идти всю ночь, — сказал он.

Пребывая между страхом, отчаянием и надеждой, они вышли за ворота и окунулись в темноту за ними.

Кейтнесс как-то неуверенно произнес:

— Миссис Ингрэм будет рада вашему возвращению.

— Да, — ответил Роджер. — Изабелла… — и больше ничего не сказал.

На следующее утро после долгих пеших блужданий они наконец нашли в каком-то незнакомом городке маленький гараж и там наняли машину до Винчестера, а оттуда добрались до Лондона поездом и снова прибыли в Кенсингтон, откуда их увезли меньше сорока восьми часов назад. Улицы все еще были полны беженцами, хотя опасность уже миновала, и власти сообщили, что вторжение подавлено. Однако к тому времени толпа впала в какое-то оцепенение, подобное сну. Люди зачарованно двигались, казалось, без всякой цели. Гражданские власти с помощью полиции и военных привлекли транспорт, наладили по мере сил снабжение едой и питьем, и в конце концов кое-как взяли положение под контроль. Автобусы развозили беженцев по домам, им в помощь выделили реквизированные такси, грузовики и все, что годилось для перевозки людей. Роджер и Кейтнесс добрались до Колиндейл-сквер подземкой, постепенно освобождающейся от тех, кто искал там спасение. Теперь Роджер и священник стояли перед парадными дверями, ежась в бледном свете дня — так замерзшие купальщики топчутся на каменистом берегу, поглядывая на стонущее перед ними безрадостное ненастное море. Сэр Бернард сам поспешил открыть им, оставив на время беженцев, набившихся в его кухню в ожидании отправки домой. Роджер смог только кивнуть, предоставив объяснения Кейтнессу. Через мгновение появилась Изабелла и увела его в свою комнату. Заперев дверь, она обеспокоено повернулась к мужу.