Чарльз Уильямс - Тени восторга

Чья-то рука лежала у него на лбу и на глазах, он попытался сбросить ее. Оказывается, он шел, шел, спотыкаясь, потому что теперь не видел уже совершенно ничего. Страх мгновенно затмил видение только что открывавшейся великолепной счастливой жизни. А вдруг он ослеп?! Он поднял руки, стремясь избавиться от помехи, но руки тут же попали в плен. Он попытался вырвать их, откинул назад голову и застонал от муки. Вернулось осознание окружающего. Роджер все так же стоял под нависающей крышей дома в темноте холодной ночи, а напротив высилась фигура внимательно наблюдающего за ним Найджела Консидайна.

Наступила долгая тишина, затем Консидайн сказал:

— Это можно познать, в это можно поверить, но это нельзя пережить так. Не торопитесь. Со временем у вас все получится. Идемте в дом.

В холле их ждали несколько человек. Поодаль, как бы отдельно от всех, стояли Кейтнесс и Розенберг. Моттре нервно ходил из угла в угол. Консидайн постоял, выдерживая паузу и собирая на себя внимание собравшихся, а потом заговорил.

— Итак, подготовка закончена. Все вы знаете свои обязанности. Моттре остается здесь. Но у нас остались кое-какие обязательства. Мистер Розенберг, передаю вам драгоценности, оставленные вам вашим братом. — Консидайн взглядом отдал приказ.

Моттре медленно вышел вперед и отдал ему чемоданчик. Консидайн передал его еврею. Тот молча взял. Моттре отступил на пару шагов назад и встал за спиной своего командира. Оттуда он пожирал глазами законного владельца сокровищ и все больше бледнел.

— Я приглашаю вас отправиться со мной, — продолжал Консидайн, обращаясь к Иезекиилю. — Я прослежу, чтобы вы добрались до Иерусалима. Там вы сможете спокойно ждать прихода Мессии. Если вы решите остаться здесь, сегодня, в крайнем случае, завтра вас отвезут в Лондон в любое указанное вами место.

— Я сделаю, как вы сказали, — ответил Розенберг. — Господь вознаградит вас, а мой прах упокоится в Иерусалиме.

— Ну что же, а нам, друзья мои, хозяева и повелители жизни, — сказал Консидайн, и голос его зазвучал торжественно и строго, — прежде чем мы вернемся к своей работе, предстоит выполнить один обряд. Я приглашаю вас, мастеров любви и смерти, на жертвоприношение. Мы принесем жертву смерти ради надежды и решимости, ради того, чтобы стать повелителями смерти, обрести над ней власть, подобную той, которую вы уже обрели над любовью.

В нашем доме гостит потомок царского рода и наследник одного из великих и страстных заблуждений человечества, зулусский король Инкамаси. Он не с нами, но мы с ним. Нам придется вступить в тень истинного восторга и страстной жизни, но мы сделаем это ненадолго, только чтобы почтить традиции чести, о которых не стоит забывать. Нам поручено заботиться о великих старых сказках. Отнесемся со вниманием к тем, кто верит в них и готов ради них уйти с достоинством. Любовью, поэзией и величием принято восхищаться, потому что это способы познания страсти и воображения, а осознание своего величия приводит человека на вершину пространства и времени. Король Инкамаси не с нами. Он утратил власть в Африке, он не нашел должного места в Европе, он в поисках трона, на котором мог бы закончить свою жизнь достойно, и мы должны предложить ему этот трон. Он взойдет на него не по принуждению, не по нашим увещеваниям, это его добровольный выбор. Его влечет мощь собственного величия, требующего от него королевских решений. Мы принимаем его жертву, хотя не принимаем его цели. Оставьте все ваши желания, кроме одного, самого последнего. Я призываю вас быть предельно внимательными, и кто знает, быть может, именно в эту ночь труд будет завершен и на нас снизойдет тот восторг, который приведет его к смерти, а нас через смерть — к воскрешению?

Роджер, потрясенный услышанным, шагнул вперед, но Кейтнесс его опередил. Священник буквально вылетел вперед и крикнул своему врагу:

— Не смейте его трогать! Этот человек находится в вашем доме, под вашей защитой, и его кровь падет на вашу голову, если вы посмеете убить его. Господь призовет вас к ответу! Я требую, чтобы его отпустили…

Консидайн, склонив голову, ждал, пока закончится это эмоциональное выступление. Кейтнесс набрал воздуху в грудь, намереваясь продолжать, но хозяин остановил его повелительным жестом.

— Если бы у вас было время, я не стал бы мешать вашим стараниям отвратить его от этого выбора, — спокойно сказал Консидайн. — Но время на исходе. Вы не можете толкать его к самоубийству, а король не желает отказываться от своего сана. В отличие от вас мы действуем быстро. Если хотите присутствовать при его кончине, — пожалуйста. Утешайте, наставляйте, но не вздумайте мешать его выбору и нашему решению, иначе вылетите вон. Король предлагает нам свою смерть, и мы принимаем жертву ради будущего, такого, о котором понятия не имеет ваша робкая вера. Он умирает во имя своего сана, мы наблюдаем его смерть во имя нашего воображения. Человеку дано победить смерть, но не подчинившись ей, как учите вы, и не избегнув ее простым продлением жизни, как учат ваши мудрые, но все же заблуждающиеся врачи и ученые, хотя это и может быть одним из шагов к победе, но приняв и уничтожив ее.