Диана Удовиченко - Эффект преломления

Только не на добро попали они в замок Кровавой графини. Фрейлины с первого дня страшились вспыльчивого нрава, дикого черного взгляда Эржебеты, ее манеры наказывать за мелкие провинности звонкой пощечиной.

Белокурая хрупкая Агнесса Ракоци боялась графини как огня, каждый вечер плакала, писала родителям письма, умоляя забрать ее домой. Неудивительно, что она стала первой жертвой неукротимого гнева Эржебеты.

– Глянь-ка, даже знатных барышень не побоялась тронуть, – удивлялась Пирошка.

– А чего ей бояться, ее Ердег охраняет, – отвечала Агнешка.

Две ночи из подвала доносились мучительные вопли: Агнесса Ракоци умирала под раскаленными щипцами. Графиня, уставшая, медлительная, как пиявка, насосавшаяся крови, выползала от нее только под утро. Днем она не выходила из своих комнат, а вечером сразу направлялась в подвал, и на ее безумное лицо было страшно смотреть.

На третью ночь исчезла смешливая высокая Изабелла Бетлен. На пятую – черноволосая Тереза Вереш. Оставшихся девиц охватил ужас. Больше не слышно было в замке девичьего смеха, фрейлины сидели по своим покоям, молясь, чтобы их не затронули зверства графини.

Молитвы не помогли. Пропала Маргарета Саларди, за нею Эдита Чомбор, потом Фелисия Баттяни…

А спустя две ночи после исчезновения Фелиции, горбун Фицко вытащил из подвала шесть окровавленных свертков, вместе с лакеями погрузил их на телегу и увез в сторону леса.

Впервые за много дней Эржебета вышла из своих покоев не вечером, а ранним утром. Прекрасное лицо ее было спокойно и умиротворенно, взгляд холоден, движения уверенны. Вместе с Йо Илоной и Фицко графиня отправилась в ближайшую деревню. Вернулась – еще холоднее, еще равнодушнее. По ее приказу замковые работники отправились в лес, и застучали там топоры, завизжали пилы. Вскоре на лесной поляне вырос длинный одноэтажный дом. В нем установили алхимические печи, туда же перетащили котлы из подвала, клещи, щипцы и прочие пыточные инструменты.

– Дом для развлечений построила себе графинька, – сказала Агнешка. – Чтоб, значит, в замке грязь не разводить. Мало ли, гости приедут, так в Чахтице и нет ничего дурного…

– Страшно, Агнеша! – тряслась Пирошка. – Госпожа совсем с глузду съехала, убивает без разбору. Говорят, туда тащат людей из деревни, и старых, и молодых. Кого схватят, того и волокут пытать-то.

– Не зря говорят: ненавидит графиня деревенских, – нахмурилась Агнешка. – На том и чокнулась.

– И то сказать, Агнеша, с чего ей нас любить-то? Вспомни, малые мы совсем были, когда наши мужики бунт устроили. Сестер ее тогда снасильничали и повесили. Говорят, долго над ними издевались-то, демоны. А сама госпожа тогда и взбесилась. За то она сейчас и мстит.

– Дело давнее, – сказала Агнешка. – Если б жила по-божески, уж простила бы. А ее тогда Ердег и подменил, скажу я тебе. И стала уже не графиня – лидерка поганая…

Между тем в окрестных деревнях творилось непотребное: прислужники Эржебеты появлялись там каждый день. Присматривались, хватали кого послабее, волокли в пыточный дом. Круглые сутки оттуда доносились вопли и мольбы о пощаде.

Графиня, с засученными рукавами, резала, пилила, жгла, рвала щипцами. Кровь брызгала вокруг, платье Эржебеты было пропитано ею, на лице расплывались алые потеки, на руках – словно красные перчатки по локоть. Дорка с Йо Илоной держали несчастных, чтобы дергались, не помешали графине проводить чудовищные эксперименты. Все чаще появлялись на пыточных столах маленькие дети.

Топились алхимические печи, человечиной топились. Бурлили котлы, и Эржебета с Катой костями невинных детей помешивали в них вонючее варево. Полы засыпали углем, чтобы впитал лужи крови.

И каждую ночь выволакивали из дома изрезанные, обожженные трупы, скидывали небрежно на телегу, словно никогда эти изуродованные тела не были людьми, потом свозили дальше в лес, закапывали в общих ямах.

Крестьяне могли только молиться, чтобы миновала их эта беда. Многие хотели бежать, искать спасения в городе, да не выходило: вокруг деревень рыскали черные псы горбуна Фицко, никого не выпускали. Даже священник не мог выбраться из деревни.

Однажды к отцу Иштвану Мадьяри наведался слуга графини.

– Ее светлость велит собираться, покойников отпевать, – прогнусил он.

Святой отец с ужасом захлопнул дверь, заперся в комнатах, опустился на колени, моля бога об избавлении. Он так и не вышел из дома, впервые в жизни отказал несчастным в христианском упокоении. Священник – всего лишь человек, и его тоже может мучить страх.