Джанин Фрост - На полпути к могиле

— Я же говорил, что мы переживем эту ночь, милая. А ты не верила.

— Да, — тихо отозвалась я. — Не верила. Но ты был прав, мы оба живы. Это главное. Для меня это важнее всего.

— Для меня важнее всего — ты.

Он опустил голову, коснулся губами губ. Я в ответ обвила его руками и прижалась что было сил. Я знала, что к утру буду в синяках.

— Что ты плачешь? — прошептал он.

Я вытерла слезы. Я их не замечала.

— Потому что… я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.

Он поцеловал меня.

— Ничего со мной не случится. Обещаю.

Я тоже пообещала. Даже поручилась жизнью…

— Я хочу тебе сказать: несмотря на все, что было, я счастлива, что встретила тебя, — забормотала я. — Это был самый счастливый день в моей жизни. Если бы не ты, я бы и не узнала, как это, когда тебя любят, любят все в тебе, даже то, что ты в себе ненавидишь. Я бы прожила пустую жизнь под гнетом вины, а ты открыл мне целый мир, Кости. Я никогда не сумею отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал, но я буду любить тебя каждый день до самой смерти.

Может, он вспомнит об этом, когда я сбегу. Может, он не возненавидит меня за то, что мне придется сделать.

— Котенок, — простонал он, увлекая меня к постели, — я только думал, что живу, пока не встретил тебя. Ты будешь любить меня до самой смерти?… Как недолго…

Я проклинала каждый солнечный луч, издевательски проникавший в окно. Кости предупредил меня, что они с Родни уедут на несколько часов, чтобы окончательно подготовить все для нашего бегства. Уедут на машине Родни, а «вольво» оставят мне, на случай, если придется вызвать нас к ним. Теперь оставалось попрощаться, зная, что мы больше не встретимся.

Хозяйственный упырь готовил завтрак. Для меня и матери — оладьи и омлет. Она съела свою порцию под моим грозным взглядом, хоть и давилась каждым куском. Я из вежливости съела куда больше, чем хотелось. Аппетита не было вовсе, но мне не хотелось обижать Родни. Кроме всего прочего, я была благодарна ему за то, что он отложил на потом свой… обычный завтрак.

Когда Кости направился к выходу, я неожиданно для него бросилась за ним, обняла, спрятала лицо у него под подбородком. Я не могу тебя отпустить! Не могу! Еще немножко!

— Что такое? Я еще не уехал, а ты уже соскучилась?

Сердце у меня сжалось.

— Я всегда буду скучать без тебя.

Я говорила лишнее, но ничего не могла с собой поделать. Он поцеловал меня нежно до боли. Я обнимала его и отчаянно старалась сдержать слезы. Как это больно. Как я могу тебя отпустить? Как позволю тебе уйти?

«А как иначе? — возразила логичная часть моего существа. — Любишь его? Докажи. Спаси его».

Я решительно проглотила слезы. Лучше не оттягивать. «Ты же знаешь, что решила правильно. Он надолго переживет тебя и, в конце концов, забудет». Я оторвалась от него, легонько погладила по лицу:

— Дай мне твою куртку.

Даже в муках последнего прощания я не забыла загнать последний гвоздь в гроб. Кости встряхнул куртку, вопросительно поднял бровь.

— Вдруг нам придется вас догонять, — объяснила я. — На улице холодно.

Кости протянул мне линялую брезентовую курточку, в которой был вчера, когда устроил на дороге свалку из четырех десятков машин, и я сунула ее под мышку. Он напоследок тронул губами мой лоб, и я приготовилась закрыть за ним дверь. «Ты это сделаешь. Отпустишь его. Ничего другого не остается».

— Береги себя, Кости… Пожалуйста… Береги себя.

Он улыбнулся:

— Не дергайся, милая. Ты и оглянуться не успеешь, как я вернусь.

Я в замочную скважину смотрела, как они отъехали, потом упала на колени, дав себе почувствовать всю боль разбитого сердца. Я плакала до рези в глазах, я задыхалась. Да, это гораздо больнее, чем раны от пуль.

Через двадцать минут я встала на ноги — уже другим человеком. Плакать было некогда. Меня ждала работа. «Играешь теми картами, какие тебе сданы», — говаривал Кости. Ну, я не зря родилась полукровкой, и теперь пора это доказать. Сюда, сюда, кровососы! Рыжая смерть ждет вас!

Я прошла к матери, заговорила тихо и отрывисто. Сначала главное:

— Одевайся, мы уходим. Слушай, я скажу тебе, что ты должна будешь говорить, и не дай Бог, если спутаешь хоть слово…

Вертолет завис над головами — большой механический жук в небе. Дон Уильямс упрямо пробирался на своем кресле по ухабам, а еще десять агентов рассыпались веером по периметру. В центре сцены была я, скрючившаяся над трупом Гасилы. Найти его оказалось несложно. Кости сказал, что оставил его в Сидар-Лейке. С моим обострившимся чутьем я унюхала его издалека. Теперь на разложившихся останках Гасилы красовалась брезентовая курточка, а серебряный нож нелепо торчал из спины.