Борис Терехов - Переводчик «Переводчика»

— Валентин, а я к тебе! — окликнула меня от калитки Варвара Марковна. На сей раз, появилась она весьма кстати. У меня затеплилась надежда, что с ее помощью я сумею разобраться во всем происходящем.

— Спасибо, Валентин! Ты очень выручил моего сына, — проговорила она, протягивая мне пачку сигарет. — Мы перед тобой в огромном долгу.

— Пустяки, Варвара. Дело соседское, — выдавил я тень улыбки. — Но теперь просьба к вам.

— Слушаю.

— Скажите, пожалуйста, вы помните новую синюю иномарку? Она стояла вчера здесь, на моем участке. У нее еще багажник неплотно закрывался.

— Нет, Валентин, хоть убей, не помню. Что, какие-нибудь неприятности? — оживилась она.

— Не совсем. Я просто кое-что уточняю.

— Ну, конечно, конечно. Уточняй.

— А помните: высокую, модно одетую женщину, с распущенными каштановыми волосами? Она была со мной.

Варвара поджала губы, подозрительно покосилась на меня и отрицательно мотнула головой.

— Тоже нет.

— Может, вы не обратили внимания?

— Нет. Это вряд ли. Говорю же: я не видела новую синюю машину и твою знакомую с каштановыми волосами, — твердо заявила она. — Я бы не позабыла. Чего-чего, а память у меня пока не отказывает. Но ты, Валентин, не расстраивайся. Такое и с моим сыном случается. Бывает, втемяшит что-нибудь себе в башку и ходит — всех доканывает. Главным образом после запоя. Но с тобой другая история. Я думаю, что это тебе от одиночества лезут в голову разные шальные мысли.

— Вероятно, — согласился я, поняв, что Варвара в объяснении моей ситуации мне не помощница.

— Ты будь уж осторожнее — не поддавайся этим мыслям. Сопротивляйся им, — посоветовала она. — До добра они не доведут.

— Я постараюсь.

— Да, чуть не позабыла. Недавно мой сын подружился с француженкой — с настоящей, из самой Франции. Из Бордо. Ремонтировал у нее унитаз, какой-то сложной иностранной конструкции. Она, француженка, поселилась в нашем городском доме, в квартире по соседству.

— Как любопытно, — приободрил я сам себя.

— Еще как! — просияв, подтвердила Варвара. — И этой француженке из Бордо хочется познакомиться со сведущим человеком. Чтоб тот, стало быть, посоветовал — перевод какого писателя лучше сделать. Нашего нынешнего писателя.

— Ага, понятно.

— Потому как в Бордо у нее остался дружок-переводчик. Мой сын рассказал о тебе — она заинтересовалась. Поэтому потолкуй с ней. Уважь человека. Женька договорится о встрече. Очень вежливая, симпатичная француженка. Прямо как из кино этого… Ну, как его имя? Ага, из кино Люка Бессонна.

— Обещаю, что я обязательно встречусь с ней. В ближайшие же дни, — заверил я. К счастью, начал накрапывать дождь, подаривший мне благовидный предлог раскланяться с Варварой.

Я прибежал в дом и поздравил себя с тем, что превратился в кретина. Законченного. По крайней мере, в глазах обеих своих соседок. Разве стала бы иначе Ирина посылать меня спать среди бела дня? А Варвара — рассказывать эту бредовую историю про вежливую француженку со сломанным унитазом сложной конструкции?

Ладно, кретин так кретин. Никуда от этого не денешься. Народу виднее.

Но что у меня получается? Варвара помнила о взятой у меня вчера пачке сигарет, а о Диане и ее автомобиле — нет. Она начисто позабыла все, что было каким-либо образом связано с рассказом Блейна-младшего. Впрочем, как и Ирина. Что позволяло уже строить определенные предположения.

Я немного посидел в кресле на веранде, машинально отгоняя от корзины с яблоками назойливую стайку мушек-дрозофил. Повздыхал-поохал — и, набравшись решимости, достал из кармана пиджака, висевшего на вешалке, мобильный телефон и позвонил Диане.

Прошло несколько секунд, и мне ответил ее низкий, красиво поставленный голос:

— Валя, родной, безумно рада тебя слышать. Как ты? Как твои дела?

— Отлично, Диана, отлично, — промолвил я, изо всех сил пытаясь скрыть охватившее меня волнение. Причины для него были. Еще какие! Ведь я разговаривал с женщиной, которую считал мертвой! Которая, не далее как сегодня ночью, в жутком оскале тянула ко мне руки и царапала ногтями по стеклу! Которая, подобно змее, лезла в разбитое окно моей мансарды!

— Как поживаешь ты сама? — спросил я, желая быстрее избавиться от этих кошмарных воспоминаний.

— Изу-ми-те-ль-но, — на распев произнесла она.

— Ничего не беспокоит?

— Валя, что может меня беспокоить?

— Ну, так. Мало ли, — неопределенно произнес я. — Значит, у вас там все живы-здоровы?

— Я тебя умоляю — конечно. И живы, и здоровы. Как зубастые акулы империализма. Но, пожалуйста, не пугай меня. Почему ты вдруг этим заинтересовался?